Наверняка все танцующие девушки испытывали какие-то похожие чувства. Но Мэгги, которой в своей жизни пришлось пережить многое, — сильнее всех.
Трава у них под ногами уже была выбита и стерта, твердая утоптанная поверхность, если смотреть наискосок по направлению к лунным лучам, сияла, как полированный стол. Воздух был совершенно неподвижен. Флаг над полком с музыкантами словно прилип к древку, а сами музыканты виднелись, как темные контуры на фоне неба, за исключением тех моментов, когда раструбы тромбона, серпинта и английского рожка вдруг вспыхивали, словно огромные глаза, в черноте их фигур.
Нарядные платья девушек утратили свои разнообразные дневные оттенки и все казались туманно-светлыми. Мэгги плыла и плыла по кругу, поддерживаемая рукой Джозефа, с лицом, застывшим и невыразительным, как у статуи. Душа ускользнула из ее черт и забыла их, и они остались пустые и спокойные, какими всегда бывают, когда чувства превышают их способность выражения.
Джозеф был так близко к ней, что она даже боялась об этом думать. Она чувствовала его дыхание, а он, конечно, чувствовал ее. Да, они были уже совсем немолодыми, и такие развлечения не могли продолжаться долго. А все-таки они сейчас несутся в одном ритме. Она дивилась колдовству танца, словно ощутимая граница отделяла ее переживания внутри этого круга от всего, что она испытывала вне его. Когда она начала танцевать, воздух как будто сменился, там, снаружи, осталась ее прежняя жизнь, в которой она была закована, как в полярной мерзлоте, по сравнению с тропическими ощущениями здесь. Она вступила в танец из сумрачных часов своей недавней жизни, как входят в ярко освещенную комнату после скитания в ночном лесу. Она уже начинала задыхаться, сердце ее билось в учащенном ритме от энергичного танца, но все это вместе с лунным светом становилось упоением. Может быть, Джозеф был главным составляющим в этом сладком и сложном чувстве или же танец и все окружавшие их были в этом повинны больше — это было слишком тонкое различие, которого Мэгги сейчас никак не могла бы установить.
Жители Джиленбоуна и округи уже начали задавать друг другу вопросы: кто он? И, прихлопывая в ладоши, подзадоривали единственную немолодую пару среди плясавшей молодежи. Разумеется, если бы Мэгги появилась здесь одна и стояла в стороне, ничего подобного ее бы не ожидало. Но теперь было по-другому.
Оба они вместе с Джозефом чувствовали себя помолодевшими лет на тридцать, хотя каждый пируэт, каждое движение давались им со все большим и большим трудом. Таким образом, то, что для всех было просто бодрящим движением на свежем воздухе, для этих двоих — по одинаковым причинам — стало вихрем, уносившим их в неведомое. Танец пробудил в них чувства и заставил забыть о таких условностях, как возраст и здоровье.