— Что, вот прям так и сказала? — не поверил я.
Тем временем мы постепенно закончили процесс питания, расплатились и покинули кафе-кайтен. А вокруг шумел летний город. Всё выглядело привычно и знакомо, но почему-то возник вопрос, где сейчас быть и куда пойти? Чем заняться? Вести ее в коммуналку, в которой я остановился, не хотелось категорически, поэтому без особой цели мы неторопливо брели по Среднему проспекту.
— Нет, конечно, — сдержанно добавила Лена, изображая улыбку. — Не прям так, но ей всё-таки пришлось. Как-то раз вернулась я из школы с двойкой. Вообще-то, несмотря на кочевую жизнь, училась я очень хорошо, и для меня тот случай был редким, можно даже сказать — редчайшим. Боялась жутко. Причем боялась вовсе не наказания, а самого признания. Тихо открыла дверь, прокралась в свою комнату, и только тут поняла, что матери дома нет. Через какое-то время пришла мама, и громко меня позвала. Но я не ответила, как обычно, а притаилась и сидела тихо: я тогда еще не придумала, что буду врать в свое оправдание. Мама решила, что я еще не вернулась из школы, и пригласила в квартиру какого-то неизвестного мужика. К этому я привыкла: к нам иногда приходили незнакомые мужчины, и в такие моменты мама отправляла меня гулять до тех пор, пока не позовет. Вот и в тот раз я подумала, что они любовью будут заниматься, и чувствовала себя на редкость гадостно. Будто в замочную скважину подглядываю. В тринадцать лет я давным-давно знала и понимала, что случается между взрослыми. Но тогда — ничуть не бывало, у них проходил сугубо деловой разговор. Слова я почти все расслышала, кроме отдельных моментов, когда они уж слишком понижали голос. После того, как мужик ушел, я почти сразу вышла к маме. Она как меня увидела, так смертельно побледнела. Я никогда не думала, что мама может так резко бледнеть, даже испугалась. Но все равно потребовала от нее объяснений, и тогда она объяснила, что работала профессиональной убийцей. Палачом по найму…
— А за что твоя мама застрелила твоего отца, она тоже рассказывала?
— В двух словах. Получила приказ и выполнила. Но, как я поняла, она не особо им дорожила, они даже никогда не жили вместе. Отец ребенка, не более того.
— А дальше?
— А дальше, — отозвался она, — всё та же средняя школа, перед парком, на улице Гагарина в тихом городке недалеко от Москвы, где еще Королёв конструировал свои ракеты. Я казалась скромной и впечатлительной девочкой и жила в мире фантазий, как Амели с Монмартра. У меня были тонкие запястья и щиколотки, и я лучше других писала сочинения по литературе. В общем, мечта для учителей. Зато в музыкальную школу меня даже не пытались отдавать — никакой склонности, кроме хулиганской, к музыкальным инструментам я не проявляла. Математические способности у меня отсутствовали напрочь, так что материал приходилось тупо задалбливать наизусть, но я справлялась. Ещё бессонницы. Не спала целыми сутками. В ту пору из меня получился бы очень плохой актёр. Жуткий. Ужасный. У меня всё на лбу было написано. Если мне бывало хорошо — никак не могла подделать унылую рожу. Если плохо — хоть убейся — но ни за что не улыбнусь по-человечески. Но, обычно, я вообще не могла улыбаться. Ну, и какая женщина из меня могла бы вырасти? Мне казалось тогда, что скоро захочется размозжить себе голову. Тогда мать и отдала меня в эту Школу искусств, где мы с тобой и познакомились. Преподавал клёвый мужик, хорошо все объяснял. Занятия длились по два с половиной часа, два раза в неделю. На первых уроках просто карандашом чирикали, а не рисовали. Линии, кривые и всё такое. Ну, ты помнишь. Мне было очень непривычно на мольберте, рука уставала и не могла делать хороший нажим, а так норм. Я там училась для себя, и страшно, смертельно скучала. Обучалась душевной эквилибристике.