Я все вспоминаю женщину, убившую своих детей в тот самый месяц, когда ей присудили звание «Учитель года». А следом — симпатичного отца семейства, потратившего миллионы долларов на благотворительность и тем не менее в один прекрасный день вытащившего из машины незнакомого ему человека и забившего несчастного до смерти — лишь потому, что тот имел наглость посигналить ему, когда на перекрестке загорелся зеленый свет.
Это истории, о которых мы время от времени слышим и о которых будем слышать. И все же мы упорно считаем их отклонениями от нормы, аномалиями в спектре человеческого поведения.
Мы стараемся как можно скорее подыскать смягчающие обстоятельства. Лекарство, которое принимал человек. Полученную им в детстве психическую травму. Послеродовую депрессию, чрезмерное напряжение, увлечение видеоиграми с избытком насилия. Все, что угодно. Лишь бы не смотреть в лицо угнетающей реальности: хорошие люди способны совершать плохие поступки. Потому что принять эту мысль — значит согласиться с тем, что любой из нас может учинить нечто немыслимое.
С тем, что каждый из нас — человек-маятник.
Поначалу я ответил на просьбу Этана вежливым, но твердым отказом. Однако он настаивал, говоря, что мои показания могут сыграть очень важную роль — заставить присяжных принять то, что они и так уже знают: раввин, как и все прочие люди, не огражден от соблазнов. И наконец мне стало ясно: просьба его — это вовсе никакая не просьба.
— Доктор Ремлер, показания на этом процессе вы все равно дадите. Вопрос только в том, будут ли они нам выгодны или нет. Я не любитель вызывать свидетелей в суд повестками. Это всегда требует возни с бумагами, однако, если иного выхода у меня не будет, придется поступить именно так.
Два дня спустя я занял место свидетеля и, немного нервничая, сообщил присяжным о неприятной реальности: такого понятия, как добрый дядя, не существует. Человеческое поведение, сказал я, — это набранный мелким шрифтом проспект открытого инвестиционного фонда: прежние успехи вовсе не гарантируют будущего преуспевания.
Заключительные прения сторон были назначены на следующий день. Приговор выносился спустя еще три дня.
Разумеется, уж кто-кто, а я предсказывать человеческое поведение не взялся бы ни за что. «Приговор оглашен», — объявил диктор джазовой радиостанции, которую я слушал, перекусывая в своем кабинете. Я сидел за столом, держа в руке сандвич с тунцом, и гадал, сколько слов я сейчас услышу, одно или два. И услышал одно: «Виновен».
Этан Грини победил. Вечером того же дня я увидел в выпуске новостей, как он стоит перед зданием суда и беседует с репортерами. Затем Этана сменила на экране пожилая латиноамериканка. Лицо ее показалось мне знакомым. Ну да, она сидела на скамье присяжных в первом ряду, третьей справа. И эта женщина, одна из присяжных, объяснила репортеру, бравшему у нее после процесса интервью, что, собственно, повлияло на ее решение. «Я думаю, меня окончательно убедило выступление того психиатра. Который книгу написал».