Хохма была старая и довольно известная, и тем не менее, его это неожиданно повеселило. Когда он со смешком вышел из туалета, компаньоны посмотрели на него настороженно, но проявить любопытство не решились, и Верховцев подумал про себя, что они наверняка знакомы с ситуацией, когда отливаешь и плачешь, но чтоб сходить «по-большому» и смеяться…
Пока собирался полуночный ужин, Верховцев поподробней познакомился с обстановкой квартиры.
Комната Кости выглядела так, что сразу угадывалось — здесь живет холостой мужчина, которого часто навещают женщины, но надолго их не оставляют, максимум до утра, чтобы подать утренний кофе. Предпочтение отдавалось удобству, но не терпелось беспорядка. Сидеть и валяться было удобно везде: на широком диване, на полу, покрытом какой-то диковинной попоной, в мягких бархатных креслах. Из любой точки валяния можно было смотреть телевизор или дотянуться до магнитофона. Одну стену до самого потолка закрывала стенка с антресолями. За ее стеклами виднелась весьма недешевая посуда, сервизы и небольшая, но со вкусом подобранная библиотека. На одной из полок почему-то рядом стояли два цветных портрета — генсек Брежнев во всем своем орденоносном величии и кинозвезда Бриджит Бардо с томной и обворожительной улыбкой.
Обстановка комнаты, которую отвели гостям, была попроще, она походила на маленький спортзальчик, но для жилья была вполне приемлема.
Ужин был незатейлив, но добротен: литр хорошего самогона, который, судя по этикетке на бутылке, назывался «Водка Степная», славное сальце шириной с лоб мыслителя, неправдоподобно крупные помидоры, на срезе которых мерцали кристаллики соли, хрустящие огурчики, дольки сладкого крымского лука, обильно посыпанные зеленью петрушки и еще какой-то травкой. По меркам Грифа ужин был царский, а потому с молодецким аппетитом да под ядреный самогончик с ним расправились почти молниеносно.
Когда все было сметено до последней крошки хлеба, Костя, в целях стимуляции пищеварения, предложил всем совершить променад по ночному «бродвею». Аркаша и Гриф, выдрыхшись в троллейбусе, уговаривать себя не заставили, Верховцев же, сославшись на усталость, вежливо отказался. Костя, по-военному четко, дал им десять минут на сборы и они, прихорошившись перед зеркалом, удалились.
Верховцев полистал журналы, начал было читать местную газету, но веки смыкались сами собой. Принятая ванна и сытная пайка сделали свое и он, запнувшись на половине статьи о ялтинской рыночной мафии, погрузился в глубокий сон.
Его сон прервался так же неожиданно, как и начался — Олег проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Он с неудовольствием разлепил веки и сквозь пелену глаз увидел Аркашу.