— Вставай, шеф! — возбужденно бормотал тот. — Мы тут табун телок пригнали и на твою душу есть: страшненькая, но длинноногонькая, горбатенькая, но ласковая.
И довольный своей остротой, захихикал, как полоумный.
— А я просил? — недовольно зыркнул на него Верховцев. — Гуляйте сами.
— Так табун не дробился, или все, или никто, — простодушно пояснил Аркаша.
Поняв, что поспать ему уже не придется, Олег сочно матюгнулся, набросил одежду и вышел к народу. В прихожей, помимо ночных гуляк, его взору предстали четыре дамы, озиравшиеся по сторонам и одновременно снимавшие кто туфли, кто босоножки. Одной из них на вид было не больше восемнадцати, другой где-то под сорок, а две остальные в возрастной шкале болтались где-то посередине между ними.
«Интересно, какую они для меня уготовили», — поймал себя на мысли Олег, когда дамы проходили в комнату. По первому впечатлению ни одна из них ему не приглянулась.
— Где вы их сняли? — шепотом спросил он Аркашу.
— На «бродвее» настреляли. Там их косяки бродят, местные-залетные, все принца Флоризеля ищут, на худой конец, интуриста, а мы интуристы для них и есть…
— А малолетку зачем приволокли? — продолжал допытываться Верховцев. — Не хватало нам еще ненужных приключений.
— Гриф узнавал, ей двадцать, — успокоил его Аркаша, — москвичка, медсестрой работает.
— Если так, то ладно. А на что вы их зацепили, тариф ведь неподъемный оказаться может. Как бы, Аркаша, чтоб с ними рассчитаться, самому на набережную выйти не пришлось…
Тот хитро прищурился:
— Остынь шеф, усе будет у лучшем виде…
Тоненький визгливый голосок прервал их перешептывание:
— Костя, а это кто, твои родители?
Олег и Аркаша обернулись и увидели, что молодой, подающий надежды медработник внимательно рассматривает портреты Брежнева и красотки Бардо.
Костя был невозмутим и немногословен:
— Ага, папа и мама.
— А мама у тебя красивая, а у папы медалей столько, наверное воевал, да? — продолжала щебетать девица.
— Умничка! — похвалил ее хозяин с каменным выражением лица.
Дамы постарше в комнате не было, две другие восприняли эту информацию вполне спокойно. Верховцев только вздохнул. Раньше он искренне был убежден, что «за нами те, кто лучше нас», но последние пять-шесть лет зародили в его душе на этот счет серьезные сомнения, а юное создание, кажется, развеивало последние иллюзии. «Одно из двух, — подумалось ему с горечью, — либо она имеет отношение к медицине, но не как сотрудник, а как пациент по линии психиатрии, либо она не москвичка, а соседка Агафьи Лыковой по дремучей тайге…»
На скорую руку был организован а-ля шведский стол все с тем же самогоном и дарами крымских полей и огородов на закуску. Верховцеву ни есть, ни пить не хотелось, он просто присутствовал. Подняли рюмки и Гриф предложил выпить за творческие успехи Рижской киностудии и за здоровье продюсера нового фильма, господина Верховцева, которого тостующий представил величественным жестом руки. Дамы дружно и почтительно посмотрели на Олега и осушили рюмки, мужская половина последовала за ними. Верховцев только пригубил. Будучи не в настроении из-за прерванного отдыха, он решил покончить со всякой буффонадой в самом ее зародыше: