Он проводил взглядом изумленную неожиданной развязкой девицу и, убедившись, что ничего подозрительного вокруг не наблюдается, пошагал в сторону автобуса.
Автобус стоял там же, где ему и положено было стоять, за поворотом, на прежнем месте. Дверь его была открыта. Неудачливый похититель, исполненный праведного гнева из-за сорванной операции, зашел вовнутрь и в недоумении огляделся — его напарничка не было и здесь.
Возмущению Аркаши не было границ. «Ну, раздолбай, Гриф ощипанный, я рискую, на подсудное дело иду, а этот гад, мало того, что все дело запорол, так еще и пропал с концами. Ну подонок, как таких земля носит?..» Взбешенный, он выскочил из автобуса и резвым шагом протопал вперед метров шестьдесят — семьдесят, озираясь по сторонам в надежде обнаружить пропавшего компаньона или хотя бы его следы.
Потом вернулся назад к автобусу и то же самое проделал в противоположном направлении. Однако этот короткий рейд никаких утешительных результатов не принес. Аркаша удрученно присел на ступеньку автобуса и, закурив сигарету, крепко призадумался. Сознавая весь идиотизм происходящего, он пребывал в явном замешательстве, не зная, что же ему предпринять дальше, — сидеть и ждать у моря погоды, бросить все и уехать в Ялту или…
Докурив, Аркаша остановился на третьем варианте — походить, обшарить ближайшие окрестности и все-таки попытаться отыскать загадочно сгинувшего подельничка. В вождении автотранспорта он был полный профан, а уехать, оставив автобус без присмотра, было чревато непредсказуемыми последствиями и возможными неприятностями для Кости, перед которым они уже и так, кажется, опозорились.
Около получаса он бродил в районе автобуса, тщательно обследуя придорожный кустарник, и уже когда, отчаявшись, решил закругляться, запнулся за какую-то корягу, которая при рассмотрении оказалась торчащей из куста ногой… ногой Грифа. Вторая же была поджата к животу; широко расставленные руки лежащего, казалось, обнимали землю прощальным объятием, словно он расставался с ней навсегда.
Первая жуткая мысль Аркаши, что Юрий Юрьевич уже не жилец, к счастью, оказалась ошибочной — потревоженный, тот повернулся на бок и, подложив ладонь под щеку, продолжал себе безмятежно дрыхнуть, похрапывая и причмокивая во сне губами, как младенец. Эта идиллическая картина здорового отдыха на лоне природы окончательно вывела Аркашу из себя — он не стал сдерживать обуявшие его эмоции и в сердцах, от всей души, влепил ногой пенделя по отставленной заднице Грифа. Тот вскочил, как подброшенный батутом, и, продирая глаза, заголосил: