— Какая? — насторожился Верховцев.
— Помню дословно: «вовремя ты, Марина, вернулась, да и я тоже вовремя». Что он этим хотел сказать?.. И таким грустным тоном…
— Продолжайте…
— Утром, на следующий день, я решила съездить с Павликом в Тукумс к тетке, маминой сестре…
— Это двенадцатого? — спросил Верховцев, по старой привычке делая пометочку в своей записной книжке.
— Мама мне для нее гостинцы передала: разносолы всякие, мед, грибы сушеные. Ну, утром мы позавтракали, кофе попили, я сказала, что к вечеру вернусь. Приехала, Валеры уже не было…
— Так… и с тех пор вы его не видели? — помолчав, спросил Верховцев.
— Не видела, — печально подтвердила Марина.
— И о своих планах на день он ничего не говорил: куда собирался пойти или с кем встретиться?
— Н-нет, не припомню такого, — ответила она, подумав.
— Сколько лет вы живете вместе?
— Четыре.
— Четыре — это уже срок. А где жил Каретников до знакомства с вами, не в курсе?
— Почему же? На Московской, где-то в районе Керамики. У них там с сестрой квартира двухкомнатная.
— А родители его живы, не знаете?
— Мама умерла. А отец семью давно оставил и живет где-то на Украине, то ли в Одессе, то ли в Феодосии, точно не скажу.
— Стало быть, ваш муж был прописан там, на Маскавас? — Верховцев сделал очередную пометку в своей книжке.
— Почему был? — голос Юрченко дрогнул. — Он и сейчас там прописан.
— Да, конечно, — поспешил исправиться Верховцев, видя ее реакцию на упоминание о Каретникове в прошедшем времени. — Значит, у него есть сестра. К вам часто заходили его приятели, знакомые? Кого по имени, фамилии вы можете назвать?
— У Валеры не было обычая приглашать к себе. Он говорил: «Мой дом — моя гавань, где должен быть полный штиль, где можно отдохнуть от качки, друзей и зализать раны». А если отмечалось возвращение или уход в рейс, то обычно в ресторане. По таким случаям народу много собиралось, человек двадцать-двадцать пять, кто с женами, кто с подругами. Некоторых по именам я запомнила: Толик, Федор, Агрис, Гена. У одного, амбал такой, радист кажется, имя необычное — Анисим. Громадный мужик, накачанный, Шварценнегеру не уступит. Только у Анисима лицо доброе, а у Шварца дежурный оскал, будто он только вот колючую проволоку зубами перекусил.
— А как насчет фамилий, что-то помнится?
— С этим похуже. Одного, точно помню, все по фамилии называли — Борисов. Еще у Анисима этого фамилия то ли Пашкевич, то ли Дашкевич, он вроде белорус. Все…
— Не густо, — отметил Верховцев. — А после исчезновения Каретникова к нему никто не заходил, так, проведать?
— Были. Двое. Один точно из экипажа, я его раньше видела. Другой мне не знаком.