— Это невозможно, Жан-Поль, — сказала она наконец. — Я не могу предать Филиппа. Я и его люблю. И детей… — Голос Авы дрогнул, лицо исказило страдание. — Ничто на земле не заставит меня покинуть их.
— Тогда я вернусь во Францию.
— Нет! — отпрянув, вскрикнула Ава.
— У меня нет выбора.
— Но я хочу вместе с тобой встретить весну и лето. Вместе любоваться садом. Никто не чувствует природу так, как ты. — Она судорожно сглотнула, глядя на Жан-Поля. Его помертвевшее лицо испугало ее, лишило последних сил. — Никто не понимает меня так, как ты.
— Никто не любит тебя так, как я, — резко ответил Жан-Поль, с такой силой сдавив плечи Авы, что она вскрикнула. — Но ты права. — Он разжал пальцы и уронил руки. — Я не могу жить без тебя, поэтому у меня нет выбора. И еще теплится надежда.
— Надежда?
— Надежда, что будет литься дождь, солнце пробьется сквозь тучи и на небе засияет радуга.
Они пытались держаться так, словно никакого поцелуя не было, не касаясь этой темы в разговоре, но воспоминания о пережитом мгновении близости не оставляли обоих. Жан-Поль вкусил райского блаженства и жадно желал большего, а Ава, испугавшись собственного безрассудства, почувствовала облегчение, поскольку у нее хватило сил вовремя остановиться.
Заходить в паб они не стали, им не хотелось есть. Домой ехали в молчании. С моря надвинулась густая мгла, и Ава включила противотуманные фары; руки ее двигались машинально, а мысли витали далеко. Она медленно вела автомобиль, ей не терпелось вернуться домой, к Филиппу, к привычной жизни. Жан-Поль покрутил ручку радио, и салон наполнил звучный низкий голос Мамы Касс[15]. Наконец машина свернула на подъездную дорожку. Ни Ава, ни Жан-Поль не произнесли ни слова. Казалось, они пробуждаются от грез. «Мы не можем обрести все, чего нам хочется в жизни, — подумала Ава. — Я должна ценить то, что у меня есть, и не ставить под удар свою жизнь. Ради детей, ради Филиппа. Жан-Полю нечего терять. Он пришел сюда ни с чем и уйдет ни с чем, но в сердце его навсегда останется след».
Жан-Поль вернулся в свой домик, разжег огонь в камине и, схватив кисть, принялся покрывать холст красками, стремясь излить свою печаль резкими, торопливыми мазками.
Ава вошла в кабинет мужа. Филипп стоял у шкафа, перебирая длинными пальцами корешки книг. Ава незаметно подкралась к нему сзади и обняла.
— Итак, вы уже дома! — весело воскликнул Филипп.
— Ты обедал? — спросила Ава.
— Я нашел кое-какие остатки еды в холодильнике.
— Готова поспорить, эти остатки оказались вкусными.
— Они вышли из рук мастера. — Филипп повернулся к жене. — Тебя, кажется, продуло? — озабоченно проговорил он, заметив покрасневшие глаза и щеки Авы.