— Мы занимались любовью целыми вечерами, после большого бокала розового вина и огромной порции пасты. Теплый ветер приносил одуряющие ароматы цветущих деревьев. Я помню запах эвкалиптов. По ночам мы бродили по улицам Сиены и Флоренции, забыв обо всем на свете. Давай повторим это. — Глаза Авы засияли, и тревога Филиппа исчезла.
— Я помню твое летнее платье, белое в черный горошек. Ты была самой красивой девушкой из всех, которых я когда-либо встречал. — Он нежно поцеловал жену в лоб. — Но ты нисколько не изменилась.
— Мы можем зачать ребенка в Тоскане. Устроить себе еще один медовый месяц, праздник в честь нашего брака и нашей любви. Ох, Филипп, это было бы так романтично.
— Я не уверен, что бессонные ночи и подгузники так уж романтичны. Подумай об этом, Кустик. Ты говоришь о еще одном человеческом существе. О еще одном члене нашей семьи. Этот ребенок будет слишком мал, чтобы играть со своими братьями и сестрой. И я уже стар, не забывай. Не рассчитывай, что я помолодею. Если тебе действительно так хочется завести еще одного ребенка, я не буду тебя отговаривать. Но ты должна как следует все обдумать, взвесить все «за» и «против» и оценить, на какие жертвы тебе придется пойти. Ты к этому готова?
С этими мыслями Ава отправилась в сад, внутренне готовясь к встрече с Жан-Полем. Утром, обнимая Филиппа, она терзалась чувством вины, и сейчас, бредя по тропинке в поисках Жан-Поля, с горечью осуждала себя. Она задумала привести в этот мир еще одного ребенка с единственной целью — отгородиться от Жан-Поля. Но разве это не то же предательство? «Я должна отослать тебя домой, — в отчаянии думала Ава, — но буду страдать, если никогда не увижу тебя».
Ава подошла к поляне, засеянной полевыми цветами, и остановилась среди моря бледно-желтых нарциссов. В безоблачно-синем небе сияло яркое весеннее солнце, в воздухе пахло жирной землей. В саду пробуждалась жизнь, кроны деревьев дрожали от сотен гнездящихся птиц: пернатые забияки толкали друг дружку, стремясь занять местечко получше. Наблюдая за ними, Ава вместо радостного подъема ощутила печаль. Какая-то часть ее души уже никогда не расцветет, останется безжизненной, мертвой, как нежный бутон, убитый морозом. Она всегда будет думать о том, какой была бы ее жизнь рядом с Жан-Полем. Ава понимала, что умрет, так и не узнав этого, отказавшись от своей любви ради детей и Филиппа. «Моя жизнь принадлежит не только мне, — резко заключила она. — Я связана с семьей узами любви. Я уже сделала свой выбор, и жизнь других людей зависит от меня. Я должна довольствоваться дружбой Жан-Поля. Лучше дружба, чем ничего».