Смерть у бассейна (Кристи) - страница 10

Медленно смыв глину с рук, Генриетта вернулась в постель и ощутила удивительную пустоту и, как ни странно, спокойствие. «Навзикая, — грустно подумала она, — больше не придет. Она родилась, была осквернена и почила. Странно, и что только не проникает в нас, а мы даже не знаем». Она не слушала — действительно не слушала, — и все же мирок дешевых злобных и мелких мыслей просачивался в ее сознание и тайно влиял на руки.

И теперь то, что было Дорис-Навзикаей, стало только глиной — просто сырым материалом, который вскоре обретает новое обличье. Генриетта думала меланхолически: «Что же тогда такое смерть? А то, что мы называем личностью, не есть ли просто воплощение, оттиск чьей-то мысли? Чьей мысли? Бога? Это было идеей, кажется, Пер Гюнта? Назад, в ковш Отливателя Пуговиц! «Где я сам — цельный, истинный?»

«Испытывает ли Джон подобное? В тот недавний вечер он был так утомлен, так пал духом. Болезнь Риджуэя… Ни в одной из этих книг не сказано, кто был Риджуэй! Глупо, — подумалось ей, — а хотелось бы узнать… Болезнь Риджуэя».

Глава 3

Джон Кристоу был в своем кабинете, осматривая уже предпоследнюю пациентку сегодняшнего утра. Его глаза, сочувственные и ободряющие, не торопили больную, покуда она повествовала, и разъясняла, и увязала в подробностях. Иногда он понимающе кивал головой, задавал наводящие вопросы. Страдалица заливалась легким румянцем. Доктор Кристоу — просто чудо! Так заинтересован, так искренне озабочен. Даже беседа с ним действует целительно.

Джон Кристоу придвинул лист бумаги и начал писать. «Лучше дать ей слабительного, — решил он. — То новое, американское, патентованное: изящные целлофановые облатки и неотразимая упаковка — необыкновенных оттенков гвоздичной розовости. Весьма дорого, правда, и достать нелегко — не всякий аптекарь держит такие». Ей, видимо, придется отправиться на эту маленькую площадь на Вардур-стрит. Будет ей отменная, надо полагать, встряска на месяц-другой, а там он придумает что-нибудь еще. Он ничем не мог быть ей полезен. Худосочное телосложение — с этим ничего не поделаешь! Не к чему приложить врачебный пыл. Да, это не старая мамаша Крэбтри.

Тоскливое утро. В смысле денег недурно, но ничего более. Боже, как надоело! Надоели квелые дамы с их недугами. Облегчение, смягчение — и ничего больше. Только это. Порой он сомневался — а стоит ли? Но всегда сразу вспоминал больницу св. Христофора, длинный ряд коек в клинике Маргарет Рассел и ухмыляющуюся ему навстречу в беззубой улыбке миссис Крэбтри.

Они друг друга понимали! Это была бой-баба, не то что хромая лентяйка с соседней койки. Она боролась на его стороне, она хотела жить — один бог знает почему, если вспомнить трущобы, откуда ее привезли, роту беспутных детей и пьяницу-мужа, ради которых она обрекла себя изо дня в день драить бессчетные полы бесчисленных контор. Тяжкая бессрочная каторга — и такие редкие удовольствия. А она хотела жить, она радовалась жизни, совсем как он, Джон Кристоу! Не случайными ее дарами, нет, самой жизнью, вкусом бытия. Непостижимо. Он подумал, что надо рассказать Генриетте и об этой подробности.