Смерть у бассейна

Ларри и Ланае — с извинениями за то, что сделала их плавательный бассейн местом убийства.

В пятницу утром на тринадцатой минуте седьмого, распахнув большие синие глаза, и как всегда, мигом отбросив сон, Люси Энгкетл сразу же перешла к своим проблемам. Ощутив срочную потребность в беседе и нацелившись для этого на свою двоюродную сестру Мэдж Хадкасл, приехавшую в «Пещеру» накануне вечером, леди Энгкетл выскользнула из постели, набросила на плечи халатик и направилась по коридору к комнате Мэдж. По неизменной своей привычке, леди Энгкетл, женщина ошеломляюще быстрых мыслительных способностей, начала разговор в уме. Ее воображение сочиняло и ответы за собеседницу. Диалог был в полном разгаре, когда леди Энгкетл распахнула дверь спальни Мэдж.

— Итак, дорогая, вы должны согласиться, что уикэнд доставит нам бездну хлопот.

— А? Что, — невнятно пробормотала Мэдж, внезапно вырванная из безмятежного сна.

Леди Энгкетл направилась к окну, распахнула ставни и рывком развела шторы, впуская в комнату бледную сентябрьскую зарю.

— Птицы, — заметила она, с благожелательным добродушием вглядываясь в небеса. — До чего славно!

— Что?

— Ну, с погодой, во всяком случае, неприятностей не будет. Похоже, установилась ясная. Это уже кое-что. Ведь если компанию из столь несхожих личностей еще и заточить в доме, все может обернуться вдесятеро хуже. Не миновать тогда игры в карты с дюжиной участников и выйдет так, как в прошлом году, чего я себе никогда не прощу из-за бедной Герды. Я потом говорила Генри, каким это было с моей стороны верхом безрассудства — впрочем, неизбежно, ибо неучтиво было бы пригласить Джона без нее. Но из-за этого все, право же, так усложняется — а досадней всего то, что она все же очень мила. Поистине кажется порой странным, что такая прелесть, как Герда, может быть лишенной всяких следов ума, но если именно это принято называть законом компенсации, то я не думаю, что он хоть на каплю справедлив.

— О чем это вы, Люси?

— Об уик-энде, дорогая. О гостях, что съедутся завтра. Я всю ночь об этом думала и теперь страшно волнуюсь. Мне, право, станет легче, когда я поговорю с вами, Мэдж. Вы всегда такая здравомыслящая и практичная.

— Люси, — произнесла Мэдж сурово, — вам известно, который час?

— Точно нет, душечка. Вы же знаете — я никогда не помню о времени.

— Сейчас четверть седьмого.

— Верно, дорогая, — откликнулась леди Энгкетл без тени раскаяния.

Мэдж гневно уставилась на нее. До чего Люси невозможна, как она бесит! Ей-богу, не знаю, подумала Мэдж, как мы ее терпим? Но еще задавая себе такой вопрос, она уже знала ответ. Люси Энгкетл улыбалась, и, глядя на нее, Мэдж ощутила то редкостное и всепроникающее обаяние, что было присуще Люси всю жизнь и даже теперь, после шестидесяти, не оставляло ее. Вот почему гости со всего света, включая монархов, дипломатов и правительственных чиновников, терпели ее странности, ее рассеянность, сквозившие в ее поступках, обезоруживали и смягчали ехидные языки. Стоило Люси лишь округлить синие глаза, развести руками, лепеча: «Ах, мне так жаль…» — и обида куда-то пропадала.