Смерть у бассейна (Кристи) - страница 12

— Думаю, ты величайшая лгунья, каких я знаю.

— Возможно.

— Ты всегда рада сказать человеку, что угодно, лишь бы ему было приятно.

— Мне это всегда казалось самым важным.

— Важнее, чем сказать правду?

— Куда важнее.

— Тогда почему, скажи на милость, тебе не лгать почаще мне?

— А ты хочешь?

— Да.

— Извини, Джон, не могу.

— Наверное, ты всегда знаешь, что я хочу от тебя услышать…

Прочь, нельзя начинать думать о Генриетте. Он увидит ее сегодня же. Что надо делать, так ото поспешить. Позвонить и принять эту последнюю чертову бабу. Еще одно хворое создание! Одна десятая настоящего недомогания и на девять десятых бездельной мнительности. Ну как ей не порадоваться болезни, если ей приятно за это платить? Вот что уравновешивает миссис Крэбтри в сей юдоли…

Но он все сидел неподвижно. Как он устал, как устал. Ему представилось, что усталость эта длится давным-давно. Чего-то ему недоставало, жестоко недоставало. И вдруг — внезапная мысль: «Хочу домой». Домой? Никогда у него не было дома. Его родители были англо-индийского происхождения, он воспитывался, перебрасываемый от дядюшек к тетушкам, по каникулярному лету у каждого. Первым его постоянным обиталищем, подумал он, стал вот этот особняк на Харли-стрит.

Думал ли он о нем как о доме? Он покачал головой. Увы, нет.

Его врачебная любознательность уже была разбужена. Что означали эти слова, вдруг вспыхнувшие в его сознании «Хочу домой»? Тут должно что-то быть, какой-то побудительный толчок. Он прикрыл глаза. Несомненно, здесь есть подтекст. И, с редкой отчетливостью его внутреннему взору явилась синева Средиземного моря, пальмы, кактусы; пахнуло горячей летней пылью; после обжигающего солнцем пляжа охватила прохлада воды. Сан-Мигуэль! Его это изумило и чуть встревожило. Сан-Мигуэль не вспоминался ему уже многие годы. Возвращаться к нему он определенно не намеревался. Все тамошнее — дочитанная глава его жизни. Минуло уже двенадцать, нет — четырнадцать или пятнадцать лет. И он поступил как надо! Здравый смысл его оказался совершенно прав. Из его безумной любви к Веронике ничего путного и не могло выйти. Она бы выжала его как лимон. Будучи законченной эгоисткой, Вероника даже не трудилась это скрывать. Она получала все, что хотела, но его заполучить не сумела. Он спасся. Наверное, с общепринятой точки зрения, он поступил с ней жестоко. Говоря попросту, он бросил ее. Но правда была в том, что он намеревался жить по-своему, а именно этого Вероника и не позволила бы ему. Она сама собиралась жить — прихватив Джона в виде приложения. Изумленная его отказом ехать к ней в Голливуд, она сказала презрительно: «Если ты так уж хочешь стать врачом, то сможешь, я думаю, получить степень и за океаном. Только это совсем излишне. Средств у тебя хватает, да и я буду загребать там кучи денег». Он с жаром возразил: «Но я увлечен своей профессией. Я иду работать к Рэдли». В его голосе — юном, воодушевленном — звучало благоговение. Вероника фыркнула: «К этому забавному сердитому старикашке?» «Этот забавный сердитый старикашка, — ответил, злясь, Джон, — провел самые блестящие исследования синдрома Пратта…» Она прервала: «Кому нужен синдром Пратта? В Калифорнии изумительный климат. И как это здорово — увидеть мир. Но мне это не в радость без тебя. Ты мне необходим, Джон, я