Эдвард открыл глаза. Он увидел склоненное над ним лицо Мэдж, теплую окраску ее кожи, благородный рот, решительный взгляд и темные волосы, парой крыльев расходящиеся ото лба.
Генриетту он воспринимал всегда как проекцию из прошлого. Во взрослой он искал свою семнадцатилетнюю первую любовь и не хотел замечать ничего иного. Но теперь, глядя на Мэдж, он ощутил странное чувство: он как бы увидел ее во времени — сперва школьницу с теми же крыльями волос, только заканчивавшимися двумя косицами, потом сегодняшнюю Мэдж с обрамляющими лицо темными волнами, и, наконец — совершенно ясно — как будут выглядеть эти волны, когда волосы ее поседеют. «Мэдж, она настоящая, — подумал он. — Может быть, самая настоящая из всего, что я знал в этом мире». Он чувствовал ее теплую силу — живую, настоящую! «Мэдж — это скала, на которой я могу строить свою жизнь».
— Мэдж, милая, я так люблю тебя. Никогда больше не бросай меня.
Она наклонилась к нему, и он ощутил на губах ее горячие губы. Ее любовь укрывала и заслоняла его, и ростки счастья уже пробивались в той ледяной пустыне, где он так долго пребывал.
Вдруг, нетвердо рассмеявшись, Мэдж сказала:
— Эдвард, посмотри-ка, таракашка выполз посмотреть на нас. Ну разве он не прелестен? Я никогда не думала, что мне может так понравиться таракан!
Помолчав, она заговорила снова:
— Как удивительна жизнь! Вот мы сидим на полу в кухне, где еще пахнет газом, среди тараканов, и чувствуем себя на седьмом небе.
— Я мог бы остаться здесь навек, — прошептал он.
— Но лучше отправиться спать. Уже, наверное, четыре. И как, хотела бы я знать, мы объясним Люси разбитое стекло?
К счастью, подумала Мэдж, Люси необыкновенно легко объяснить что угодно.
Позаимствовав ее же собственный прием, Мэдж явилась в спальню Люси в шесть утра и изложила факты без всяких комментариев:
— Ночью Эдвард спустился вниз и сунул голову в газовую духовку. К счастью, я услышала, как он выходил, и пошла следом. Я выбила стекло, потому что не смогла быстро его открыть.
Люси — Мэдж не могла этого не признать — была великолепна. Она радостно улыбнулась без признаков удивления.
— Дорогая Мэдж, — сказала она. — Как вы всегда практичны! Я уверена, что вы всегда будете Эдварду величайшей опорой.
После ухода Мэдж Люси принялась размышлять. Потом она встала и пошла в спальню мужа, на сей раз оказавшуюся незапертой.
— Генри!
— Люси, милая! Еще петухи не пели!
— Кажется, нет. Но послушай, Генри, это действительно важно. Нам следует переоборудовать кухню в электрическую и избавиться от этих газовых плит.
— Почему, чем они нехороши?