— Не унывайте, милочка, — сказала она. — А похороны-то ему хоть хорошие устроили?
— Да, очень красивые, — сказала Генриетта самым любезным тоном.
— Эх, жаль, меня не было на них! — вздохнула миссис Крэбтри. — Наверное, теперь уж только на свои попаду.
— Нет! — воскликнула Генриетта. — Даже думать так не смейте! Вы только что говорили, как вы с доктором Кристоу собирались делать историю медицины. Ну вот, теперь эта задача на вас. Вам теперь придется стараться вдвойне и делать историю самой, за него.
Миссис Крэбтри несколько мгновений смотрела на нее.
— Что-то уж больно пышно! Постараюсь, милочка. Больше ничего сказать не могу.
Генриетта встала и протянула ей руку.
— До свидания. Постараюсь заглянуть к вам опять.
— Давайте. Мне будет приятно поговорить про доктора еще, — в ее глазах мелькнула скабрезная искорка. — Подходящий был мужчина во всех отношениях.
— Да, — сказала Генриетта. — Был.
— Не мучьте себя, милочка. Что прошло, то прошло. Назад ничего не воротишь.
«Миссис Крэбтри и Эркюль Пуаро, — подумала Генриетта, — выразили одну и ту же мысль, только разными словами».
Она вернулась в Челси, завела машину в гараж и вошла в студию. «Ну вот, — подумала она, — пришло то, чего я так боялась. Пришел момент, когда я осталась одна. Больше не надо сдерживаться, моя скорбь теперь со мной».
Она повалилась в кресло и откинула волосы с лица.
Одинокая, покинутая, опустошенная.
Слезы наполнили ее глаза и медленно покатились по щекам.
«Ну вот, я и горюю, — подумала она. — Скорблю. Ох, Джон, Джон».
И вот вспоминается его голос, резкий от обиды: «Если я умру, первое, что ты сделаешь, еще обливаясь слезами, это начнешь лепить какую-нибудь чертову «Скорбящую» или там некий образ печали».
Она тревожно поежилась. Почему эта мысль пришла ей в голову?
Скорбь…
Скрытая покрывалом фигура с едва различимыми формами, на голове капюшон.
Гипс.
Она представила ее очертания — высокая, тонкая. Горе ее не выставлено напоказ, о нем говорят лишь длинные траурные линии драпировки.
Печаль, источаемая чистым, просвечивающим гипсом.
«Если я умру…»
Внезапная горечь затопила ее без остатка. «Вот я какая! — подумала она. — Джон был прав. Я не умею любить, не умею скорбеть — во всяком случае, всю себя без остатка отдавать этому. Это Мэдж и люди, подобные ей, составляют соль земли».
Мэдж и Эдвард в Айнсвике. Неподдельность, сила, теплота.
«А я, — подумала она, — не могу быть цельной. Я принадлежу не себе, а чему-то вне меня. Я не могу скорбеть о своих мертвых. Вместо этого я должна превращать свое горе в гипсовую фигуру».
Экспонат 58. «Скорбь». Гипс. Мисс Генриетта Савернек…