— Люси, Люси, ты опять об этом!
— Но, милый, — леди Энгкетл округлила свои красивые глаза, — Эдвард никогда не женится ни на ком, кроме Генриетты. Он очень, очень настойчив. Совсем как мой отец в сходном случае. Он же это вбил себе в голову! Так что Генриетта просто должна стать его женой. А теперь она будет ею, ведь Джон Кристоу ушел с дороги. Поистине, он был самым большим несчастьем, какое только могло с ней стрястись.
— Бедняга!
— Это почему же? Ах, потому, что его убили? Ну когда-либо умрем мы все. Я никогда не печалюсь по умершим.
Он изумленно взглянул на нее.
— Я всегда считал, Люси, что ты хорошо относишься к Джону.
— Я находила его занятным. И у него было обаяние. Но мне никогда не казалось, что кто-то может уж слишком принимать его всерьез.
И со спокойной улыбкой леди Энгкетл принялась безжалостно корнать «калину крупноцветную».
Эркюль Пуаро взглянул в окно и увидел идущую по дорожке к его двери Генриетту Савернек. Она была в том же зеленом твидовом костюме, что и в день трагедии. С ней был спаниель.
Он поспешил к входной двери и распахнул ее. Она стояла, улыбаясь ему.
— Можно мне посмотреть на ваш дом? Люблю знакомиться с домами. Я как раз вышла погулять с собакой.
— Ну разумеется! Как это по-английски: взять на прогулку пса!
— О да, — сказала Генриетта. — Я тоже подумала об этом. Вы знаете эти прелестные стихи:
Дни тянутся медленно в медленном лете.
То уток покормишь, то, еле живой,
Попробуешь Генделя «Ларго» на флейте,
Побродишь с собакой, повздоришь с женой.
[18]И опять она улыбнулась сияющей, нездешней улыбкой. Пуаро провел ее в гостиную. Она оглядела ее скромную и элегантную обстановку и кивнула головой.
— Мило, — сказала она. — Всего по паре. Какой бы гадкой вы нашли мою студию.
— Почему же?
— Все перепачкано глиной, там и сям разрозненные вещи. Я-то их люблю, но они всегда ломаются и портятся, когда оказываются в паре.
— Но я могу это понять, мадемуазель. Вы — человек искусства.
— А вы разве нет, господин Пуаро?
Пуаро склонил голову набок.
— Это вопрос, да. Хотя, в целом, я бы ответил отрицательно. Я знал преступления, которые были артистичными — это были, знаете ли, труднейшие тренажи воображению. Но для решения их нужна творческая созидающая сила. Что требуется, так это страсть к истине.
— Страсть к истине, — задумчиво сказала Генриетта. — Могу представить, каким опасным она могла вас сделать. Истина удовлетворяет вас?
Он взглянул на нее с удивлением.
— Что вы имеете в виду, мисс Савернек?
— То, что вам хочется знать, мне понятно. Но не мало ли для вас просто знать? Нужен ли ваш следующий шаг — от знания к действию?