Недовольный своим соколом, Ярослав поскакал за ним в ту же сторону.
Охотники, подбиравшие убитых лебедей, далеко отстали от князя.
Долго скакал так князь в погоню за соколом, не заметил он, как подъехал к неведомому селу. Видит с удивлением князь, что сокол его сидит уже на кресте сельской церкви, расправляя свои усталые крылья, и охорашивается.
А в этот час ударили в церковное било к обедне.
Недалеко от церкви у одной избы толпился народ, чего-то, видимо, ожидая. Одеты все были по-праздничному.
Никто из толпы не обратил внимания на князя, все пристально смотрели на крыльцо избы. Да и сам князь мало чем отличался от простого сокольника: охотничий наряд, взмыленная лошадь ничем не выдавали его высокого сана.
— Сгони-ка мне, паренек, моего сокола, — сказал Ярослав молодому парню, стоявшему позади толпы.
— Ишь, нашел время! Не до тебя теперь с твоей потехой.
— А что у вас за праздник такой? — спросил Ярослав у парня.
— Аль не знаешь? Любимый княжий отрок Григорий женится на пономарской дочери из нашего села. Оксинью, пономаря Афанасия дочь, за себя берет.
— Так это, значит, село Едимоново?
— Вестимо, что так! Княжеское село, князя Ярослава Ярославовича! — не без гордости заметил парень.
«Вот куда я попал! — подумал князь. — Ненароком очутился на свадьбе Григория!»
— А храм-от наш во имя великомученика Димитрия Солунского, — продолжал словоохотливый парень.
— А что же свадебного поезда-то не видать? — снова спросил князь.
— Да беда вот приключилась, кони от князя еще до сей поры не присланы. Да не ты ли уж с ними приехал к нам?
Ярослав укорил в душе боярина Матуру, забывшего вовремя послать коней.
В это время подъехали сокольники. Князь отдал своего коня стремянному, а сам стал пробираться через толпу к избе пономаря.
Жених и поезжане настояли наконец на том, что пора отправляться в церковь.
— Кого еще ждать будем? — недовольно проговорил Зацепа. — Все собрались!
— И впрямь, доченька, медлить нечего, накрасовалась ты в девицах, ступай с Господом за честна мужа, — проговорила мать.
Как будто нехотя, через неволю великую, поднялась со своего места Оксинья.
Поднялись и поезжане, и Афанасий с женою. Отец с матерью взяли икону, большой каравай хлеба и приготовились благословить дочь-невесту.