— Не о чем беспокоиться, мам. Ничего не случилось.
— Но в газете говорилось о том, что мужчину убили. Что, если убийца еще находился в доме?
— Убийца давно ушел, — сказала я, подавив вздох.
— Откуда ты знаешь? Ты не можешь этого знать.
— Знаю.
— Не знаешь. Не говори глупости.
— Ты ошибаешься, мам, я знаю. Если бы ты, как я, подышала бы там этой вонью, то была бы уверена, что убийца ушел.
— Господь Всемогущий, — пробормотала моя мать. — Господь Всемогущий… и ты думаешь, что это может меня успокоить?
— По крайней мере, это означает, что в тот момент убийцы там не было, — сказала я, устав защищаться от собственной матери.
Наступила пауза.
— Мам, ты еще на телефоне? — спросила я, не в силах выдерживать молчание.
Я услышала ее фирменный страдальческий вздох.
— Ты даже ни разу не позвонила, — с дрожью в голосе проговорила она. — Мне пришлось узнавать все от чужого человека.
— Я знаю. Так получилось. Я хотела позвонить. Заметка об этом происшествии появилась только в одной газете, и я не думала, что Молли расскажет тебе о нем по телефону. Кроме того, я очень устала после всего случившегося, так что уснула сразу же, как только пришла домой. Не то чтобы со мной что-то было не в порядке, я просто устала. Я собиралась тебе позвонить по дороге домой с работы и все рассказать. Клянусь, что собиралась.
Опять молчание.
— В любом случае ты бы позвонила из дома? — спросила мама.
— Да, — солгала я.
— Ты, должно быть, не успела как следует поесть, если работала целый день, так что сейчас сможешь поужинать.
— С удовольствием, — ответила я сквозь сжатые зубы. — Увидимся через двадцать минут.
Когда я пришла в квартиру матери, она уже ждала меня на пороге. Она уперлась руками в бока, и на ее лице застыло привычное для нее выражение «я боюсь за тебя, детка». Ее волосы цвета соли с перцем были всегда так аккуратно уложены, что можно было подумать, что она каждый день посещает парикмахерскую. «Аккуратно» было точное слово для описания моей матери. Все связанное с ней было опрятным, чистым и гармоничным по цветовым сочетаниям. Сегодня на ней был полосатый фартук и в тон ему резиновые перчатки. Видно было, что она долго трудилась.
Она выглядела такой бледной и взволнованной, словно это она нашла труп в доме миссис Хэррис. Я нагнулась поцеловать ее в щеку. Она обняла меня с таким пылом, как будто только что вырвала из челюстей смерти. Я всегда ощущала себя гигантом рядом с моей матерью. Свою долговязость я унаследовала от отца.
— Папа еще на работе? — спросила я, высвобождаясь из ее объятий.
— Он опять поздно работает, — пожаловалась она, семеня передо мной на кухню. — Опять вынужден есть на работе, представляешь? Вся эта столовская еда для него не полезна.