Татуировка герцога (Родейл) - страница 153

— Я помогу, — сказал Уиклифф спокойно, хотя внутри у него бушевал ураган. Элиза пропала… Что, если они не найдут ее? Что, если он никогда больше ее не увидит?

Мука — неподходящее слово. Сожаление — слишком холодно и вежливо. Было огромное чувство утраты. Душевная пустота давно в нем жила, но только теперь он в полной мере ее осознавал, когда понял: та единственная женщина, которая могла бы ее заполнить, исчезла без следа. И как простить себе их последнюю встречу, когда он был так суров и беспощаден к девушке, которая лишь пыталась выжить в мире, ей не благоволившем.

Нет, слово «мука» даже отдаленно не описывает то, что он чувствует.

— Так с чего мы начнем поиски? — решительно спросила леди Роксбери.

Душераздирающая тишина повисла в воздухе — ни у кого не было ни малейших зацепок.

Глава 53. Несчастья продолжаются

В тот же день ранним утром

Если это жизнь богатой невесты, Элиза ее не желала. Честно говоря, условия обитания горничной в Уиклифф-Хаусе были куда лучше.

Она в порту. Элиза определила это по солоноватому морскому воздуху и запаху дохлой рыбы. Крики чаек нарушали тишину раннего утра.

Она снова взаперти. Сначала в дамской комнате на балу, а теперь в этой каморке. Она слышала, как повернулся ключ и кто-то — скорее всего этот негодяй Лайам — придвинул к двери что-то тяжелое. Непонятно, зачем он это делает, ведь у нее и так руки связаны за спиной. Она устала, голодна, ей надо вымыться. Она заперта и провоняла шампанским.

В комнате было темно — ни окна, ни свечей, — только свет, просачивавшийся сквозь трещины в голых деревянных стенах, давал представление о времени суток. Поработав горничной, она очень хорошо знала свет раннего утра. Знала, каково вставать с рассветом, разводить огонь в камине, таскать ведра с водой. И все же тогда было лучше.

Элиза провела ночь, сидя на полу, со связанными за спиной руками. Не самое удобное положение. Она думала об Уиклиффе, она тонула в мыслях о нем. Повернись все иначе — и они, счастливые, лежали бы теперь в постели, устав от долгой ночи любви.

Ничего этого теперь никогда не будет.

Элиза испустила тяжелый вздох. Все было так близко — настоящая любовь, успех, богатство. И вот она здесь, пленница, заперта в какой-то конуре у порта.

Она долго проклинала своего ужасного мужа. Он — холод, от которого она никогда не могла отогреться; чума, которая продолжала требовать жертв; камешек в туфле, который невозможно выбросить. Сначала Элиза лишь бормотала ругательства:

— Негодяй, мерзавец, подлец…

Потом выкрикивала их во всю силу легких, пока Лайам не рявкнул: