Неужели у меня и вправду голос ангела? Голос, заполнивший зал, был зрелым, богатым полутонами; он страдал, как страдала девушка в песне.
Закончилась первая строфа, и я кожей почувствовала, как на мгновение заколебалась флейта. Она ждала. Я заиграла мелодию, которую никогда не играла раньше. Но на этот раз я знала, что смогу вести ее за собой и не потеряться. Я с нежностью и неистовством впивалась в струны. Мелодия звучала и горько, и сладко.
Флейта подхватила мотив. Ее низкий голос сливался со звуками арфы, придавая мелодии почти невыносимую глубину.
Я запела последнею строфу, ту, что узнала от Люка. В любой другой день я бы забыла слова — но не сегодня. Казалось, слова, слетая с моих губ, приобретали новое значение: они словно оживали.
Я сама стала героиней песни.
Нет, не вернется любимый ко мне.
Голову он положил на войне.
Некого больше мне ждать у окна.
Сердце навечно сковала зима.
Не петь мне больше для тебя,
На арфе не играть. Не петь мне больше никогда,
Тебя не обнимать.
К тому моменту, когда мы добрались до последних нот, Люк так широко улыбался, что почти не мог играть. Я позволила своему голосу постепенно стихнуть, умереть вместе со звуками флейты.
В зале царила гробовая тишина.
Зрители вскочили на ноги, хлопая и свистя. Даже судьи не усидели. Я прикусила губу, залилась краской и переглянулась с Люком.
Мы освободили сцену для следующих конкурсантов. Люк сжал мою руку. Его лицо словно светилось изнутри.
— Отлично! Просто отлично! Мне нужно идти, вернусь к вечеринке.
— Куда ты? — спросила я, но он уже исчез в толпе. Я почувствовала странное опустошение.
— Надень что-нибудь поприличней, — сказала мать и вышла из комнаты.
«Спасибо за совет», — подумала я, глядя на беспорядочную кучу одежды на кровати. Я еще не решила, что именно надену на вечеринку, но уж точно не то, что выбрала она.
Сейчас в моих руках было платье, которое мне присоветовала мама. В нем я выглядела как пенсионерка, сбежавшая из дома престарелых. Бросив его на кровать поверх строгих платьев и брючных костюмов, я выглянула из окна. По прозрачному небу плыли пушистые облака, скрывая солнце и смягчая жару. За ними прятался и серебристый диск луны (если он все еще был там).
Вместо того, чтобы одеться, я вставила в проигрыватель диск, сдвинула кучу одежды на край кровати и рухнула на покрывало. Из колонок полилась музыка, оживляя воспоминания о том, как я играла на сцене.
Черт побери, Люк Диллон и вправду существует. Трудно поверить. Человек не может просто взять и материализоваться из сна.
Я позволила себе несколько минут помечтать о Люке. Я вспоминала его немногословность: он говорил, будто знал цену каждому слову. Я вспоминала нежный голос его флейты, страстный и готовый поведать все секреты. Я вспоминала его глаза, ясные, как стекло. Я представляла себе, как он берет меня за руку, и я становлюсь одним из его секретов. Мне было неловко, что вместо того, чтобы встать и одеться, я валяюсь на кровати и думаю о парне, но ни один парень никогда не нравился мне так, как он.