— В единстве необоримость!
И повернулся, чтобы затеряться в толпе. Но оглянулся и сказал неожиданное:
— Наш самолет пошел на снижение. Пристегните, пожалуйста, ремни…
Алазян смотрел на меня восторженными, сияющими глазами.
— Вам что-то снилось? — спросил он.
— Как вы узнали?
— По лицу.
— Мне этот сон уже второй раз снится.
— Первый раз после встречи с Гукасом и Ануш?
— До встречи.
— Да?! — разочарованно произнес он.
— Как раз перед встречей.
Я начал рассказывать ему, когда и как это было, а он слушал с таким жадным вниманием, что мне казалось: того гляди потеряет сознание от страшного напряжения.
— А что… что вам снилось?
Я рассказал.
— Где-то я слышал подобное.
— Легенда такая есть.
— Ах да, легенда. — Он снова был до того разочарован, что мне стало жаль его. — Значит, приснилось прочитанное.
— Легенду я прочитал после.
— После? Вы не ошибаетесь?
— Книжку-то мне Ануш дала. Знаете, что я думаю? Когда я спал, она стояла внизу у магазина и читала. Я думаю, она как раз эту легенду и читала, а мне передалось. Близко же, флюиды какие-нибудь. Или случайное совпадение? — спросил я неуверенно, так не хотелось мне, чтобы это было случайным совпадением.
Алазян решительно покачал головой.
— Нет, это не совпадение. Я знаю.
— Знаете?!
— Близость Ануш пробудила в вас…
— Что? — выдохнул я.
— Ну… не знаю что, — ушел он от ответа.
Удовлетворенный, я отвалился на сиденье. И вовремя. Самолет сильно ударился колесами и затрясся, покатившись по земле. Мне не надо было ответа. В тот момент мне казалось, я хорошо знал, что пробудила во мне близость Ануш…
В аэропорту нас, оказывается, встречали. Было достаточно светло, и я еще издали хорошо видел напряженные лица, удивление, восторг, непонятный страх в глазах встречавших. Я оглянулся на Алазяна. Тот шел, высоко подняв голову, и, кажется, был чем-то бесконечно горд.
— Профессор Загарян, — представлял встречавших Алазян. — Архитектор Тетросян…
Меня разглядывали как заморскую диковину, мне почтительно жали руки. Я ответно жал руки и все тянул голову, оглядывался, искал Ануш. Но ее не было. И восторженное мое состояние все больше переходило в апатию, в горькую обиду. Зачем было ехать, если Ануш безразличен мой приезд? Потом, когда мы уже сидели в машине, одной из трех, на которых разместились встречавшие нас, до меня вдруг дошло, что Ереван не Москва, тут свои традиции. Недаром среди встречавших одни мужчины. И я уже с веселым недоумением оглядывался на эскорт машин, гадая, кто же такой Алазян, что за шишка, если его так встречают?
Передо мной, таинственная в вечерних сумерках, расстилалась земля Армении, розовая в отсветах вечерней зари, черная в провалах теней. Цвета были почти такие же, как в моем сне. Я еще не видел ни одного памятника древности, но меня не оставляло ощущение, что все тут — сплошной музей. И вдруг мелькнул в стороне характерный конус армянской церкви. И вдруг справа на розовых столбах распростер крылья орел, символ глубокой древности. И вдруг вспомнилось мне, что сам аэропорт — новейший и современнейший — носит имя старейшего — IV века — христианского храма Звартноц…