— Отдохнуть ему надо, — отзывается Баррон, — мы же не знаем толком, что случилось. А вдруг у кого-то на него зуб? Что, если Захаров пронюхал про свою дочь? Он же до сих пор разыскивает Лилу.
От этих слов у меня волосы встают дыбом.
Фырканье. Филип? Нет, дедушка:
— И что? Вы вдвоем, парочка клоунов, будете его охранять?
— До сих пор же охраняли, — парирует Филип.
Подбираюсь поближе к лестнице и пристраиваюсь возле перил, как раз над гостиной. Родственнички, наверное, на кухне заседают — очень уж хорошо слышно. Вот сейчас спущусь вниз и все им выскажу, и пускай считаются со мной.
— Может, лучше о жене побеспокоишься? Думаешь, я не вижу? А тебе не следует над ней работать.
Я уже почти опустил ногу на ступеньку, но тут останавливаюсь. «Над ней работать»?
— Мауру не впутывай. Она тебе никогда не нравилась.
— Отлично. Что в этом доме происходит — не моего ума дело. Но ты доиграешься. Как собираешься присматривать за братом?
— Он не хочет с тобой ехать.
Очень странно. Либо Филип злится, что дед командует, либо Баррон его уговорил меня оставить.
— А если Кассель и правда хотел спрыгнуть с крыши? Подумай, ему многое пришлось пережить, — не унимается дед.
— Не стал бы, — встревает Баррон. — Он в этой своей школе старается изо всех сил. Пацану просто нужно отдохнуть.
Открывается дверь спальни, и в коридор выходит Маура. Фланелевый халат чуть распахнулся, виден край трусиков.
Она сонно моргает и, кажется, совсем не удивлена, что я тут сижу.
— Что-то мне послышалось внизу. Кто там?
Пожимаю плечами. Сердце колотится как бешеное, и только через мгновение до меня доходит: ничего предосудительного я не делаю.
— Тоже услышал голоса.
Такая худенькая. Вместо ключиц как будто лезвия под кожей.
— Музыка сегодня громкая. Боюсь ребенка не услышать.
— Не волнуйся. Наверное, спит как… сном младенца.
Улыбаюсь, хоть шутка и не очень. В темноте Маура выглядит непривычно. У меня мурашки по коже.
Она усаживается рядом на ковер, поправляет халат и свешивает ноги между перилами. Можно легко пересчитать выпирающие под фланелью позвонки.
— Я от него ухожу. От Филипа.
Что он сделал с женой? Маура наверняка не знает, что над ней поработал мастер. Если заклятие любовное, то со временем оно изнашивается. Правда, иногда требуется целых шесть-восемь месяцев. Интересно знать: не навещала ли она маму в тюрьме? Спросить или лучше не надо? Мама не имеет права снимать перчатки, но ведь можно всегда проделать маленькую дырочку и на прощанье коснуться собеседника.
— Я не знал.
— Скоро. Но это секрет. Никому не скажешь?
Быстро киваю.