— Подсказки повсюду. Времени мало.
Напоминаю себе: это всего лишь сон. Запутанный сон. Но мне и раньше снились кошки.
— Это ты откусила мне язык?
— Ты вроде его вернул.
Смотрит не мигая. Собираюсь ответить, но тут в спину впиваются когти, я вскрикиваю от боли.
И просыпаюсь.
Сижу в кровати в своей старой комнате. В окошко барабанит дождь. Вымок насквозь. Все одеяла мокрые. Дрожь никак не унять, и я обхватываю себя руками.
Утром, еле волоча ноги, спускаюсь в кухню. Дед жарит яичницу с беконом и варит кофе. Никаких колючих перчаток и тесного галстука — на мне удобные джинсы и выцветшая футболка с эмблемой Уоллингфорда. Хоть какая-то польза, что выкинули из школы, но к хорошему лучше не привыкать.
Когда одевался, нашел прилипший к ноге листок и сразу вспомнил, как проснулся ночью, весь промокший. Получается — снова ходил во сне. Но какой же странный сон! Вряд ли за этим стоят Захаровы — ведь ничего плохого со мной не случилось. Может, все от чувства вины? Вина обычно зреет внутри медленно, как гнойник. Наверное, я схожу с ума и поэтому вижу по ночам Лилу.
Как у Эдгара По в «Сердце-обличителе». Мы его вслух читали на уроке у мисс Нойз. Там убийца слышит, как бьется под половицами сердце жертвы, все громче и громче, в конце он не выдерживает: «Я сознаюсь!.. вот здесь, здесь!.. это стучит его мерзкое сердце!»[2]
Наливаю молоко и добавляю кофе. Вместе с белыми молочными клубами со дна кружки поднимается сор. Надо было вымыть сначала.
— Хочу с тобой посоветоваться. Видел странный сон.
— Атаковали девицы-ниндзя? Грудастые такие?
— Да нет.
Делаю глоток и морщусь. Ну и крепкий же кофе дед заварил! Тот ухмыляется и запихивает в рот кусок бекона.
— Слава богу. Я уже волноваться начал, что нам приснилось одно и то же.
Закатываю глаза:
— Можешь концовку не рассказывать. Если вдруг увижу их сегодня ночью — пусть будет сюрприз.
Дед хихикает, но смех быстро переходит в натужное сопение.
Выглядываю в окно, кошек не видно. Старик поливает яичницу кетчупом. Красная гуща растекается по тарелке.
Сколько крови. Я не помню, как ударил ее, но в руках окровавленный нож. Лужа крови блестит на полу.
— Так что за сон-то?
Дедушка причмокивает и садится.
— Ну да.
Возвращаюсь обратно в реальность. Моргаю. Мама говорила: со временем страшные приступы воспоминаний об убийстве прекратятся, но пока они не исчезли совсем, лишь стали реже. Во мне, возможно, еще осталась маленькая частичка порядочности, которая отказывается забывать?
— Рассказывай уже. Или тебе приглашение требуется с вензелем?
— Я был на улице под дождем. Дошел до сарая, а потом проснулся у себя в кровати, весь мокрый и в грязи. Наверняка опять ходил во сне.