— Наверняка?
— Лилу видел.
Слова приходится буквально выдавливать. Мы не обсуждаем прошлое. Вся семья тогда встала на мою защиту. Мать плакала, уткнувшись в свой меховой воротник, обнимала меня за плечи и говорила: «Может, ты и убийца, но малолетняя стерва наверняка это заслужила. Пусть думают что угодно, я все равно люблю моего сыночка». Под ногтями засела черная дрянь. Никак было не выковырять. Сначала пытался так, потом взял кухонный нож. Пока кровь не пошла. Моя кровь смыла то черное.
Видимо, совесть наконец проснулась. Самое время.
Дед вздергивает бровь.
— Давай поговорим — может, полегчает. О ней и об убийстве. Сними камень с души. Пацан, ты же знаешь: не мне тебя судить, сам не ангел.
Маму арестовали почти сразу после смерти Лилы. Не совсем из-за меня, конечно. Требовались большие деньги, причем срочно, а она была не в форме.
— О чем говорить-то? Я знаю, что убил, хоть ничего и не помню. Может, мама заплатила кому-нибудь, чтобы стереть мне память? Может, думала, если забуду то чувство — больше никого не убью?
Нормальные люди не могут, стоя над окровавленным телом любимого человека, испытывать жуткую, отстраненную радость. Во мне засело что-то чудовищное, что-то мертвое.
— Забавно. Лила была мастером снов, и вот теперь я хожу во сне и вижу кошмары. Не спорю — заслужил. Лишь хочу понять, почему сейчас.
— Съездил бы в Карни, к дяде Армену. Он все-таки мастер воспоминаний. Глядишь, помог бы.
— У дяди Армена болезнь Альцгеймера.
Он мне не дядя вообще-то, просто приятель деда, они с детства дружат.
— Ну да. Отдача такая. Ладно, посмотрим, что твой заумный доктор скажет.
Наливаю еще кофе. Я звонил ее матери с телефона-автомата. Всего неделя прошла, как Баррон и Филип спрятали тело. Где — не знаю. Обещал не звонить. Дед объяснил: если Захаровы узнают — за мое преступление заплатит вся семья. Конечно, кто-то же выкопал могилу, смыл кровь, кто-то не сдал меня. Они не простят. Но мать Лилы не шла у меня из головы. Сидела там одна и ждала.
А дочь все не возвращалась.
Гудок резанул по уху. Мысли путались. Услышал голос и бросил трубку, потом вышел из супермаркета, и меня стошнило.
Дед встает и снимает с крючка куртку.
— Давай-ка принимайся за ванную на втором этаже. Я за продуктами.
— Молоко не забудь.
— У меня-то как раз с памятью все в порядке.
Плитка на полу в ванной потрескалась, а кое-где выпала совсем. К стене притулился дешевый белый шкаф, набитый разнокалиберными ветхими полотенцами и желтыми пластиковыми бутылочками из-под лекарств — в каждой по две-три пилюли. Полки уставлены жестянками с порошком и потемневшими банками с какой-то засохшей жижей.