Он пересекает комнату и останавливается прямо под огромной люстрой с голубыми хрустальными подвесками. Даже в полумраке она искрится и сияет.
— Здесь будет подиум, долгие, скучные речи.
— А в честь чего? — оглядываюсь вокруг.
— Захаров собирает средства для фонда «Мы против второй поправки». — Баррон смотрит подозрительно; наверное, я должен это знать.
— И что — вот так просто подойти к нему? На глазах у всех?
— Успокойся, — вмешивается Филип. — В который раз говорю тебе, у нас есть план. Мы слишком долго ждали, не глупи, хорошо?
— Нужно учитывать дядины привычки. Он не будет постоянно держать поблизости телохранителей — иначе все подумают, что глава клана Захаровых боится. Вместо охраны за ним по очереди будут присматривать высокопоставленные мастера. Мы с Филипом прикрываем его задницу с пол-одиннадцатого до полпервого.
Киваю, оглядывая расписанные маслом стены. На фресках — избушка на курьих ножках и старуха в летающей кастрюле. Повсюду висят зеркала в тяжелых рамах, из-за наших отражений кажется, что в зале есть кто-то еще.
— Ты должен следить за нами. Дождешься, когда Захаров пойдет в туалет. Оттуда всех выгонят, а значит — никаких свидетелей. Там и дотронешься до него.
— Где это?
— Тут два мужских туалета, — машет рукой Антон. — Сейчас покажу. В тот, что с окном, дядя не пойдет.
Братья подводят меня к блестящей черной двери, на которой золотом изображен всадник на коне.
— Мы зайдем вместе с Захаровым, — инструктирует Филип. — Подождешь пару минут и тоже войдешь.
— А я буду в зале, — добавляет Баррон, — прослежу, чтобы все шло как надо.
Толкаю дверь. Внутри мозаичное панно во всю стену — гигантская огненно-золотая птица возле дерева, покрытого странного вида стилизованными листьями, больше похожими на капустные кочаны. Сушилку для рук тоже покрасили оранжево-красным, на фоне рисунка она почти теряется. С одной стороны кабинки, с другой — писсуары и длинная мраморная плита с блестящими латунными раковинами.
— Представь, что я Захаров. — Антон встает возле раковины. Внезапно до него доходит, что придется изображать жертву убийства. — Нет, постой. Пусть лучше Баррон сыграет дядюшку.
Они меняются местами.
— Вот так, давай.
— Что мне говорить?
— Притворись пьяным, — советует Баррон. — Ты напился и толком не понимаешь, где оказался.
Покачиваясь, подхожу к брату.
— Уберите его отсюда, — говорит тот с фальшивым русским акцентом.
Протягиваю руку в перчатке и, запинаясь, бормочу:
— Сэр, для меня такая честь…
— Вряд ли Захаров пожмет ему руку, — сомневается Баррон.
— Конечно пожмет, — не соглашается Антон. — Филип скажет, что это его маленький братишка. Кассель, давай еще раз.