На улицах было ещё тихо, видимо торжественный въезд задерживался. Когда магистр дошёл до ворот и нахально вышел навстречу коням через оставленный толпой коридор, стало понятно, почему: Уенчак тоже искал соперника. Потому ехал медленно, внимательно осматривая стоящих по сторонам людей. Едва Ислуин пересёк черту ворот, Уенчак бросил коня вперёд и через несколько мгновений уже стоял в шаге от магистра, губы тронула улыбка, обнажая ровный ряд крепких зубов. Две или три секунды длился поединок взглядов, потом громогласно прозвучало:
— Как ты смел не явиться передо мной и не доложить об увиденном?
Ислуин ответил не сразу, с равнодушным видом затянув паузу — мол, кто ты такой, так со мной разговаривать. А сам в это время внимательно осматривал врага. Высок, не молод. Про таких говорят — красивый старик. Мощный разворот плеч, сильные руки без старческой сеточки вен, полноватые губы и щёки, изрезанный морщинами лоб, густые волосы и аккуратную бородку уже тронула седина — но чуть-чуть, показать возраст и ум годов… что-то в этой благолепной картине воплощённой мудрости было не так. Но что именно, понять магистр никак не мог.
— А я должен? И почему?
— Ты шаман! А все шаманы должны сначала говорить о делах со мной! Ибо я мудрейший из глядящих в невидимое. И лучше остальных знаю истину, знаю, что лучше для блага народа Степи.
— Никто не может сказать, что постиг слова Сарнэ-Турома до конца. Так как ты можешь утверждать, что я знаю хуже тебя? Мы не сравнивали нашу мудрость, мы не глядели на истину вместе — так как мы можем сказать, кто из нас лучше постиг замысел Отца ветров?
Уенчак от нахальства собеседника чуть не поперхнулся, на лице сквозь маску добродушного наставника неразумного проступила злоба. С ним давно не разговаривали таким тоном, да ещё при этом прилюдно выговаривали как мальчишке-ученику. Ислуин эмоции контролировал лучше, его лицо оставалось каменным. Но внутри тоже бушевал вихрь эмоций: он понял, что его насторожило! Запах! Человек, даже обычный эльф, хотя у детей Эбрилла обоняние тоньше, ничего бы не заметил — но его учил сам бакса Октай. И сейчас магистр спешно перестраивал рецепторы, разделяя идущие ароматы. Вот букет обеда — жир, мясо и специи плова, вот пахнет конским потом, нагретым металлом сбруи… десятки оттенков, среди которых нет одного — от Уенчака нет запаха вообще, и это маскирует специфичное амбре какого-то травяного отвара. Значит, мятежный шаман нарушил запреты куда дальше, чем он предполагал.
— Да как ты!..
— Я не закончил, — голос Ислуина прозвучал не так громко, как у его соперника, но услышали вокруг все. — Степными саблями владеет лишь хан. Ханскими саблями — только Великий повелитель степи, первый среди ханов, мудрейший среди воинов. Так почему ты, живущий-в-невидимом, хранитель традиций, смеешь нарушать заветы нашего народа? Как смеешь приказывать мне, воину ханского достоинства? Или теперь ты правитель?