— Павлович, — послышалось через несколько минут.
— Блин, Серый, тебя, — сказал Дима. — Иди на кабинеты.
— Вот черт! Как чувствовал, что не стоит курить.
— Ты, главное, не грузись, — советовал мне Фил. — Ничего страшного не произошло. Веди себя естественно. Если адвокат, так она и не чухнет.
— П-п-постараюсь.
— Удачи.
Я с трудом переоделся, взял с собой какие-то документы по делу, ручку, еще что-то.
— Ну что, готов? — послышалось из-за двери.
— Да погоди ты, старшой. Две минуты, — я оттягивал время.
— Серый, иди помой лицо холодной водой, — подошел ко мне Валид. — Попустит.
Вывели за дверь. Ноги ватные, идти не хотят, каждое движение дается с трудом. И рой мыслей в голове: кто бы это мог быть? Адвокат? Так ведь была уже. Следак? Маловероятно, 31-е число, вечер — он уже, поди, дома, оливье нарезает. Ладно, дойти бы до тех кабинетов для начала, а там разберемся. «Не волнуйся, Сережа, веди себя естественно», — всю дорогу повторял я про себя.
Тюрьма будто вымерла. В это время уже темно, на продолах включено только дежурное «ночное» освещение, а все арестанты, скорее всего, готовятся к встрече Нового года — нет-нет, да из-за дверей, к которым мы порой подходим слишком близко, раздается дружный смех. Четвертый этаж, третий, второй, первый, снова второй — все так медленно и длинно — наверное, на Голгофу путь был короче.
— Старшой, какой номер кабинета? — интересуюсь у контролера, надеясь получить подсказку: четная сторона была для адвокатов, нечетная — для следователей.
Молчит старшина. Как рыба об лед. Может, глухой? Сердце стучит так сильно, что, кажется, сейчас разобьется о внутреннюю сторону ребер. Заводят в «стакан» метр на метр, где обычно после ухода адвокатов и следователей ожидаешь, пока тебя отведут обратно в хату.
— Э-эй, старшой, да скажи ты номер кабинета, — бешено стучу я в дверь «стакана».
— Да погоди ты, сейчас вызовут, — раздался недовольный ответ.
Куда вызовут, кто вызовет? Опять рой гудящих пчел-мыслей. Так-так-так… Если адвокат, то сразу бы в кабинет отвели. Если следователь — та же картина. Значит, не они. Тогда кто?! И тут меня осеняет — «кум»! Что ж ему от меня надо? Видать, какая-то сука уже сдала, что мы траву курили… Да, точно, «кум». Что же он будет спрашивать?! В моей голове закружился водоворот возможных вопросов и ответов: если спросит это — отвечу так, а спросит то — отвечу по-другому. Ааа, мамочки, и чего ж так не везет? Зачем я курил?! Хоть бы не раскрутили, не хватало мне еще только «триста двадцать восьмой»… А вдруг это все в хате специально замутили? Писала же мне Катя: «В тюрьме никому верить нельзя», да и Валид же говорил… И как потом ей и маме в глаза смотреть?! Блин, ну вот зачем я курил?!