А когда Ахмеров перешел на детали предстоящей операции, то Плакидин потерял интерес к разговору. В нем крепло убеждение: предлагаемый Ицхаком путь неминуемо приведет в тупик. Под диктовку Сталина ни Гопкинс, а тем более Рузвельт никогда не будут действовать — это было очевидно. В нем крепло мнение: решение о более тесном сотрудничестве США с СССР и переход американцев к более решительным действиям против растущей военной экспансии Японии на Тихом океане должны вызреть в уме и сердце президента! Ивану становилось все более очевидно — задачу такого масштаба не под силу выполнить даже такому асу, как Ицхак. Пожалуй, только Сану, пользующемуся абсолютным доверием у Гопкинса и одному из самых информированных специалистов по Японии, она была по плечу.
Разговор подошел к концу. Плакидин не стал разубеждать Ахмерова в том, что предстоящая работа с Гопкинсом должна строиться через него, и предложил оставить окончательный выбор за Центром. На том они и расстались. Плакидин выехал в Вашингтон на встречу с семейством Лейба. Через его главу, Абрама, он надеялся восстановить связь с Саном.
По дороге на вокзал Иван в пол-уха слушал словоохотливого таксиста-мексиканца и напрягал память, пытаясь воскресить картины из того далекого прошлого, когда мальчишкой подрабатывал в мастерской Лейбы…
Двадцатое столетие только начиналось. Шел 1916 год. В Одессе бушевала весна, но она не несла радости. Затянувшейся кровопролитной и бессмысленной войне не было видно конца. Третий год от Балтики до Черного моря перемалывались миллионы человеческих жизней. Поражения на фронтах, голодные бунты и стачки в опустошенных городах сотрясали Российскую империю, и тогда ура-патриоты принялись искать виноватого. Волна за волной черносотенные еврейские погромы прокатились по Москве, Киеву и Одессе.
Досталось от них и семейству Лейба. Его глава, Абрам, не стал испытывать судьбу и, сложив нехитрые пожитки, вместе с семьей собрался в далекую Америку. В тот печальный день на Торговой улице присутствовали соседи и друзья Лейба. После грустного, со слезами прощания, все расселись по повозкам и отправились в порт. Там старшие Лейба не могли сдержать слез, а маленькие Айвик и Рита, радовавшиеся путешествию, махали ручонками тем, кто остался на пирсе. Всплакнул и Иван, жалея о потере друзей.
Через одиннадцать лет, в двадцать седьмом, мать Ивана получила письмо от тети Муси из Нью-Йорка. Она писала, что они устроились хорошо, а дядя Лейба, благодаря помощи старых друзей, завел свое дело и быстро пошел в гору. Прошел год, и связь с ними оборвалась. Потом до Плакидиных дошел слух, что Лейба переехали в Вашингтон, сам дядя Абрам ушел на покой и дела передал Айвику.