Исмей. Верно, сэр! Очень верно! Мой сын воюет в Африке. И я буду очень рад, если война там закончится нашей победой и мой сын вернется домой.
Гленн. Вы что, сэр, не верите в победу русских?
Черчилль. Если признаться честно, не верю.
Гленн. Я понимаю вас. Вы всю свою сознательную жизнь боролись с большевиками, против их идеологии. И, конечно, лелеете надежду на их поражение.
Черчилль. Вы правы, Гленн. Мне нечего скрывать своей цели, своего желания. У Великобритании нет вечных друзей, нет и вечных врагов, у Великобритании есть лишь вечные интересы. В этом наша главная политика.
Гленн. Иден, вы согласны с этим утверждением?
Иден. Да, я разделяю эти взгляды. Они подтверждаются всей нашей многовековой историей.
Гленн. Сэр, и при таком негативном, я бы сказал, враждебном отношении к Советскому Союзу вы поехали в Россию?
Черчилль. А что было делать? Мы подписали с ними соглашение об открытии второго фронта в 1942 году, и надо было как-то выкручиваться.
Гленн. А зачем же это соглашение вы подписывали? Было бы честнее, если бы вы отказались его подписывать.
Черчилль. Да я и не хотел его подписывать. Не хотел. Но меня уговорил подписать соглашение американский президент Рузвельт. Он почему-то так настаивал, так горячо меня убеждал, — я не выдержал, сдался и подписал.
Гленн. Рузвельт, видимо, уверен в победе русских и поэтому в будущем хочет иметь с Россией хорошие, дружеские отношения.
Иден. По-видимому, это так. У Америки и России есть много общего в политических взглядах на развитие будущего мира.
Гленн. Да, это так.
Черчилль. Что может быть общего во взглядах на будущий миропорядок у капиталистической Америки и социалистической России? Абсурд какой-то.
Гленн. Мы знаем, сэр, спорить с вами трудно. Вы можете заговорить и переговорить любого. Вы всегда уверены в собственной мудрости и правоте и не любите, не терпите возражений. Но Рузвельт устоял. Переубедить его вам не удалось.
Черчилль. Не удалось.
Исмей. Да, это, пожалуй, первый случай, когда наш сэр отступил, сдался.
Черчилль. Все, что я хочу в спорах, так это согласия с моими желаниями после разумного обсуждения.
Гленн. При всем вашем недоброжелательном отношении к Советскому Союзу вы все-таки решились в Россию поехать.
Черчилль. Мне было интересно посмотреть вблизи, что это за страна такая — Советская Россия. И я поехал.
Гленн. Выходит, ваше любопытство было выше желания оказать помощь русским в этой тяжелейшей для них войне?
Черчилль. Возможно, и так. По дороге в Россию я размышлял в самолете о своей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Я размышлял, что должен буду сказать руководителям этой страны при встрече. Мне говорили, что русские не являются человеческими существами. В шкале природы они стоят ниже орангутанов.