Безумного старца в веригах несло. И заносило. Паломник, кажется, начинал заговариваться. Но глаза его пылали, а голос звенел похлеще дамасской стали. И люди внимали ему, разинув рты.
– О, выньте из ножен мечи свои, братья! Обрушьте клинки на головы тех, кто смеет именовать себя…
– Заткнись, старик! – прошипел оберштурмфюрер.
Какое там! С таким же успехом эсэсовец мог взывать к камню Иерусалимских башен. Его не слышали. А вот к словам сумасшедшего проповедника прислушивались все внимательнее. Все. И тевтоны тоже.
– …Хранителями Святого Гроба. Братья! Вспомните, зачем призвал вас Господь в Святую землю! Вспомните, ради чего был создан ваш славный орден полвека назад! Вспомните основателя братства Святой Марии милосердного и благородного Фридриха, герцога Швабского![46]
– Вспомните и помыслите, чье царство строите вы сейчас – царство Божие или злейшего врага Его?!
Опасная проповедь затягивалась. Оберштурмфюрер СС что-то зло и коротко выкрикнул. На паломника спустили овчарку. Одну. Пока.
С утробным рычанием пес бросился к жертве. Безумец повернул голову, спокойно глянул в оскал лютой смерти и… И рассмеялся – страшно, дико. Как могут смеяться только сумасшедшие. И блаженные.
Неизвестно, что там увидела псина в глазах пилигрима, но зверь почуял силу человека и собственную слабость. Зверь отступил. Скуля, вздыбливая шерсть, бессильно клацая зубами.
Толпа взволновалась. К веригоносцу, как к живому знамени, потянулись паломники и рыцари. Даже из потока сарацин выступило несколько человек.
– Чудо! Чудо! Чудо! – неслось отовсюду на разных языках и наречиях.
Дело начинало попахивать открытым неповиновением и бунтом. Бурцев заметил, как засуетились на стенах немцы, как шевельнулся пулеметный ствол в надвратной башне. Блин, выбрали же они времечко для проникновения в город! Не вовремя, ох не вовремя появился этот проповедник с веригами…
Оберштурмфюрер тем временем приказал спустить второго пса – более крупного и свирепого. Спасовала бы эта овчарка перед взглядом безумца или нет, так и осталось тайной. В воздухе сверкнула сталь. Длинный клинок подсек серую тень в прыжке. Мундир оберштурмфюрера забрызгало собачьей кровью.
Пес с перебитым хребтом скреб лапами сухую иемлю в двух шагах от сумасшедшего пилигрима. В трех – стоял тевтонский рыцарь. Меч наголо. На лезвии красные разводы и шерсть.
Ахнули все. Бурцев тоже. Такого оборота он никак не ожидал.
– В чем дело?! – оберштурмфюрер не кричал даже – хрипел, подобно издыхающему псу. Только вот глаза эсэсовца не стекленели. Глаза метали молнии.