Тоскин с ужасом слушал суконную прозу, но вскоре заметил (испытав при этом облегчение), что мальки и не слушают. Более того, они разговаривают вполголоса о чем-то своем. Тоскин занимал выгодную позицию: его макушка не возвышалась над дощатым барьером веранды и Валентина Кузьминична его не видела; с другой стороны, угол веранды скрывал его и от детей, однако он был от них совсем близко и мог слышать, о чем они там бормочут. Он прислушался и узнал Сережин голос:
— Мысль — это не вещь, потому что ее нельзя взять в руки.
— Да? Не вещь? А тогда чем же человек думает? (Тоскину не видно было, кто был маленький материалист, но он терпеливо ждал Сережиного ответа.)
— Я не знаю очень точно. Наверно, человек думает кровью. Потому что я знаю: если человеку вскрыть вены, то человек теряет сознание. А сознание — это ум.
— Значит, когда ты не жил, ты не думал, правильно?
— Я всегда жил, — серьезно сказал Сережа. — Может, конечно, я был каким-нибудь зверьком. Например, я был кролик. Но я жил.
— А сознания у тебя не было. И ты не думал, вот. А кровь ведь у кролика есть.
— Почему же ты думаешь, что у кролика нет сознания? — возмущенно вскрикнул Сережа.
Уродливые локаторы Кузьминичны, торчащие из-под перманента, уловили этот всплеск человеческой речи.
— Разговоры! Разговоры! — сказала она. — Буду наказывать.
Тоскин решил, что самое ему время вылезти из укрытия.
— Они читают… Ах, как трогательно! — Он старался быть милым и обаятельным.
— А как же, у меня читают, я как-никак литератор… — горделиво сказала Кузьминична. — Что вас к нам привело? Какая звезда?
— Я хотел рассказать им что-нибудь, почитать… — сказал Тоскин, но тут же поправился: — Надо мероприятие. Литчас.
— Это прекрасно, — сказала Кузьминична и любовно, как художник, рассматривающий холст, поискала глазами графу, в которую удобнее вставить мероприятие. — Вы можете начинать. Я сейчас объявлю.
Не сходя со своего места, она зычно объявила, что сейчас будет проведен литчас, посвященный советской литературе.
— Ребята, все вы знаете… — сказала Кузьминична, и голос ее неосмысленно завибрировал.
«Вот так она вибрирует на уроках, — подумал Тоскин. — Часами…»
— Все вы знаете, что советская литература самая большая и самая передовая в мире. Например, Горький, Маяковский, Фадеев, Вадим Кожевников, Алексей Сурков. Только в нашей стране, как известно, существует великая детская литература. Каких вы знаете знаменитых детских писателей? А ну, вспомним! А ну, побыстрей, побыстрей! Вспомните свой список обязательного чтения…
— Баруздин.
— Правильно! Еще.