Часть Европы. От истоков до монгольского нашествия (Акунин) - страница 3


Особенность историографии киевского периода состоит в том, что источников информации — во всяком случае, письменных — очень мало. Основополагающий, собственно, только один: «Повесть временных лет», летопись, которая сохранилась не в первозданном виде, а в двух разных вариантах более позднего времени. Совпадающие фрагменты этих двух вариантов и считаются протографом, то есть оригинальным текстом. Но и он, судя по всему, переписывался и менялся под воздействием политической конъюнктуры. События девятого и десятого веков летописец излагает очень приблизительно, а местами явно ошибочно, вставляя легенды и сказания, очевидно, почерпнутые из фольклора. Есть и большие пропуски. Только с одиннадцатого века повествование превращается из свода преданий и благочестивых притч в собственно историческую хронику, а датировка становится уверенной, часто с приведением не только года, но и числа. Однако при описании недавних происшествий автор небеспристрастен, излагая «киевскую» трактовку политических коллизий и явно льстя Владимиру Мономаху (возможно, инициатору или даже заказчику дошедшей до нас редакции), что вынуждает относиться ко многим утверждениям и описаниям с определенным скепсисом. Альтернативные хроники, в том числе региональные (новгородские, галицко-волынские), появляются лишь в конце описываемого периода и не могут существенно дополнить картину.

Кроме скудного летописного наследия историки, занимающиеся изучением Древней Руси, располагают кодексом законов XI века, известным под названием «Русская Правда», но он тоже сохранился лишь в поздних, измененных вариантах и к тому же не содержит рассказа о событиях. Некоторые дополнительные сведения встречаются в иностранных хрониках, византийских и западноевропейских, но они часто искажены либо откровенно предвзяты и весьма фрагментарны — очевидно, жизнь далекой страны не слишком занимала зарубежных летописцев. Несомненный интерес Русь представляла для варягов, которые на протяжении трех с лишним веков приплывали в восточнославянские края наниматься на службу, торговать или грабить, поэтому множество любопытных сведений сохранилось в скандинавских сагах, однако в качестве достоверного источника эти сказки, конечно, использовать нельзя.

Наконец, есть записки путешественников, побывавших на Руси. Эти свидетельства иногда помогают уточнить или перепроверить какие-то факты, но чужеземцы плохо разбираются в русских реалиях, перевирают имена, а подчас пишут явные небылицы.

Кое-какие сведения о политической истории можно почерпнуть из археологических находок, хотя подчас они не столько дают ответы, сколько вызывают новые вопросы.