Они устроились на террасе, открывающей панорамный вид в 180 градусов с видом на морское побережье. На зеркальной глади моря маленькой черной точкой виднелась «Экстази». Несмотря на жару, горничная принесла им горячего чаю в роскошном серебряном самоваре царских времен. Они оба обожали чай, но решили нарушить национальную традицию и накидали в него кубиков льда. Несколько раз их разговор прерывался звонками на мобильный телефон, который прислуга приносила княжне на серебряном подносе. Лена, она просила называть ее Леной, объяснила, что любит носить только украшения. Она не любила мобильные телефоны, которые хоть и были практичны, не могли заменить удовольствия от общения тет-а-тет. Виталий был согласен и не говорил ей о двух мобильных, с которыми никогда не расставался. Хорошо, что он догадался еще на катере установить бесшумный звонок. Обычно он поступал так только входя в церковь. Странно, что он подумал об этом заранее.
— Вечно одно и то же. Журналюги! Хотят вынюхать все подробности завтрашней вечеринки. Никогда не оставляют в покое. — Она положила мобильный на серебряный поднос в руках дворецкого, высокого крепкого мужчины с мутными глазами и симпатичным выражением на физиономии, которое, казалось, было специально надето для ответов на телефонные звонки. Княжна добавила ему по-французски:
— Спасибо, Констан. В следующий раз, если это не папа или мама и не кто-то из братьев, не соединяйте. Даже если позвонит сам президент… эти журналисты способны невесть на что… Но вы оставайтесь вежливы и обходительны, Констан, вдруг действительно позвонит президент. Мне бы не хотелось с ним ссориться.
— Слушаюсь, мадмуазель, — поклонился Констан, удаляясь.
Он не успел уйти далеко, как Елена его окликнула, извинившись перед своим гостем:
— Я совсем забыла бедненького Вээра! С ним, конечно, тоже соединяйте!
— Слушаюсь, мадмуазель.
Виталий мысленно спросил себя, кто бы это мог быть, Вээр? Cокращенное от Венсан Рендаль или от Вальмон Рюссе? Он даже не заметил, что это и его собственные инициалы. Он заметил лишь, что ему потребовалось сделать усилие над собой, чтобы не спросить, о ком речь. Он уже почти ненавидел этого «бедненького».
Они продолжали болтать, и у него появилось такое ощущение, будто они знакомы уже много лет. Он впитывал каждое слово этого дивного создания и забывал все то, что составляло ежедневную жизнь востребованного мистера Длинный Рубль. Сейчас ему не нужно было принимать важные решения, он просто жил и много смеялся. Он потерял ощущение времени и не знал, прошло полчаса, шесть часов или неделя. Да ему было на это наплевать. У них были общие интересы в жизни, она отличалась тем же скептицизмом на счет человеческой природы и, казалось, что она также одинока, что опровергало идею о том, что «бедненький» был ее любовником.