— Можете говорить? — спросил он.
— Наверное, — сказала она. — Он мертв, да?
— Да, Дарби. Мне очень жаль. Как я понимаю, он был в машине один?
— Да.
— Как вас ранило?
Он подал ей носовой платок, и она вытерла глаза.
— Я упала, кажется. Было два взрыва, и я думаю, что вторым меня сбило с ног. Я не помню всего. Пожалуйста, скажите мне, кто такой Руперт?
— Понятия не имею. Я не знаю полицейского по имени Руперт, и там не было полицейского в ковбойских ботинках.
Она размышляла над этим полтора квартала.
— Как Каллахан зарабатывал на жизнь? — прервал молчание Ольсон.
— Профессор права в Тьюлане. Я там учусь.
— Кто бы мог хотеть его смерти?
Она уставилась на дорожные огни и покачала головой:
— Вы уверены, что это было предумышленное убийство?
— Несомненно. Взрыв был очень мощный. Мы нашли кусок каблука в проволочной изгороди на расстоянии двадцати пяти метров. Извините, ради бога. Он был убит.
— Может быть, кто-нибудь перепутал машину?
— Это всегда может произойти. Мы все проверим. Как я понимаю, вы должны были находиться в машине вместе с ним?
Она хотела что-то сказать, но не смогла сдержать слез и уткнулась лицом в платок.
Он припарковал автомобиль между двумя машинами скорой помощи у входа в Шарле и выключил синие мигалки. Он помог ей быстро пройти в грязную комнату, где сидело человек пятьдесят и все они в той или иной степени мучились от боли. Она нашла место у фонтанчика с питьевой водой. Ольсон поговорил с леди за окошком и повысил голос, но Дарби не смогла разобрать, что он говорил. Маленький мальчик с головой, обвязанной окровавленным полотенцем, сидел у матери на коленях. Молодая черная женщина была готова разродиться. Не было видно ни врача, ни сестры. Никто не спешил.
Ольсон согнулся над ней:
— Я буду через несколько минут. Держитесь. Я уберу машину и вернусь через минуту. Вы сможете говорить?
— Да, конечно.
Он ушел. Она снова проверила, нет ли крови, и убедилась, что нет. Двойные двери широко открылись, и две злые санитарки вышли за рожающей негритянкой. Они с усилием поволокли ее через открытые двери вниз по холлу.
Дарби подождала, затем пошла за ними. С воспаленными и красными глазами и носовым платком в руках она выглядела, как мать какого-нибудь ребенка. Холл кишел снующими туда-сюда сестрами, больничными служащими и стонущими ранеными. Она завернула за угол и увидела надпись “выход”. Дверь, еще одна дверь — и она в приемном отделении. На аллее горели фонари. Не беги. Крепись. Все нормально. Никто на тебя не смотрит. Она очутилась на улице и быстро пошла вперед. Свежий воздух отрезвил ее. Она приказала себе не плакать.