Миновав по длинной кривой подозрительную куртку, Павел словно пересёк некую не-материальную черту, за которой воздух насытился ощущением тревоги. В мозгу пискнул сигнал опасности. А потом словно включился электронный будильник: пи, пи, пи! Опас-ность! Опасность! Опасность, угрожающая не ему лично — Фёдору! Павел сорвался на бег. Это вовсе не значит, что он, забыв об осторожности, панически, не разбирая дороги, с трес-ком ломился, как лось через кустарник. Ничего подобного. Ни один звук не добавился к ес-тественному шуму прибрежной чащи: ни хруста сучков, ни шлёпанья бьющих по сырой прелой листве подошв, ни тяжёлого дыхания. Бег не мешал думать и анализировать ситуа-цию. Сухов знал о преследователях, знал их количество и интервал между ними. Он не соп-ляк, чтобы позволить загнать себя в ловушку. В чём же дело? Откуда эта тревога? Может быть, это дальневосточный антураж действует мне на нервы, и я слишком доверился своим ощущениям? А на самом деле — фигня и ничего страшного? Хорошо бы. Однако в мозгу — пи, пи, пи…
Чаща поредела, приобрела прозрачность, завиднелись торчащие на сваях сараи. С каж-дым длинным скачком всё яснее проступали детали, точно на фотопластинке проявлялось изображение. От набегающих на берег сизых волн кустарник отделяла усыпанная обкатан-ными камешками полоса суши шириной метров тридцать. Сама каменистая полоса, просо-ленные доски сарайных стен, хмурая, рябая от мелких барашков, безбрежная плоскость воды и затянутое тучами небо сливались в единообразное полотнище гигантского экрана, и на фоне этого свинцово-серого полотна расплывчатым силуэтом угадывалась маленькая фигурка товарища Сухова, будто бы прислонившегося к одной из свай. Метрах в десяти от него и на чуть большем расстоянии от кустов стоял китаец без пуховика, но в сером с поперечными тёмными полосками свитере. Он находился к Павлу спиной, рук не видно, но его поза: расставленные ноги, чуть откинутый назад корпус, говорила сама за себя — в руках у него ствол, и он изготовился к стрельбе.
Фигура Фёдора словно колебалась, размазывалась. Павел понял — коллега качает маят-ник, и при таком освещении даже опытный стрелок может обмишуриться. Если только у него не автомат. Оружия у Паши, как и у напарника, не имелось, перед отлётом Сухов велел убрать в сейф вместе с разрешительным документом. "Не создавай себе проблемы. Самолёт, грим, то, сё…", — прокомментировал он своё решение. Бля! Сейчас пушка была бы к месту. В кулаке у разведчика с самого первого тревожного сигнала зажат перочинный нож — штучка так себе, исключительно для шинковки хлебушка под селёдочку, не более. Ни баланса, ни тяжести. Было бы из чего выбирать. Однако в умелых руках и медная монетка — оружие, а уж перочинный ножик…