Начиная работу над скульптурой Генри, Миа уже знала, что будет лепить лишь его голову. Человеческое тело стало для нее чем-то неважным, стеснительным. Оно больше не интересовало ее как художника. Отныне ее внимание целиком будет посвящено лицам, и она убедила себя, что в работе над Генри сможет изобразить и выразить все, что собиралась вложить в его скульптуру, ограничившись одним лицом.
Сегодня вечером впервые со времени своего переезда в Шугабуш Миа опустила шторы перед тем, как раздеться на ночь. Ее изоляция быта отныне не столь полной, Она сняла шорты и футболку и бросила их в корзину для белья, стоявшую возле туалетного столика, затем туда же отправились ее трусы. Осторожно сняв бюстгалтер, Миа положила его на столик и расстегнула кармашек в левой чашечке, чтобы снять оттуда гелевую прокладку. Зеркало над туалетным столиком она с самого начала подняла выше на несколько дюймов — так, чтобы в нем можно было разглядеть лишь лицо и плечи, ничего больше Кармен предлагала поставить здесь трюмо, имевшееся в одном из коттеджей, но Миа убедила ее не беспокоиться из-за таких пустяков.
Миа уже полтора месяца не смотрела на свое тело и не собиралась делать этого еще в течение тех четырех месяцев, которые оставались до операции, способной восстановить ее грудь. Еще четыре месяца, и конец этому ужасному ожиданию. Еще четыре месяца, и к ней вернется радость жизни. Сейчас она лишь поддерживала свое существование до того момента, как ее полноценное здоровое тело сможет ощутить счастье бытия. А до тех пор скульптура остается ее спасением, бальзамом для души.
Она вычитала в свое время в какой-то книжке, что если женщина-художник погружается в свою работу целиком, так что творчество становится смыслом ее существования — значит, она пытается подавить «неудовлетворенные сексуальные потребности». Делала ли это Миа? Ведь она довольно часто просыпалась ночью, снедаемая непрошенными чувствами, вылезала из-под одеяла, плелась в гостиную, снимала с Генри пластиковую пленку, опускала пальцы в чашку с живительной влагой и гладила скользкую глину до тех пор, пока не чувствовала успокоения. Да, наверное, это и есть то самое, решила она.
Надев через голову ночную рубашку, Миа выключила свет в спальне. Затем она снова подняла занавеси, чтобы выглянуть в окно. На крыльце у Криса горел свет, а сам он сидел на легком плетеном стуле, пощипывая струны гитары. В открытое окно до нее доносились обрывки музыки — достаточные для того, чтобы понять, что Крис весьма прилично поет и играет, — но песня была Миа незнакома. В коттедже Джеффа Кабрио было темно, лишь тускло светилось маленькое окошко в задней части дома. Миа пыталась представить себе в темноте его облик Он поразил ее воображение Он был «искушением». И он собирался создавать дождь.