Чужой телефон, как громадный мёртвый африканский жук с вывернутыми внутренностями, вызывает бешеное отвращение — и летит вслед за первым. Игорь с детьми быстро бегут, согнувшись, к чернеющей глыбе несуразного строения посередине двора.
Куда они идут? Он что, хочет в этом сарае землетрясение переждать, что ли?…
Я уже не вижу их, когда следующий толчок прерывает мои мысли и превращает в сжавшееся от ужаса животное. Страшно было то, что всколыхнулась не земля — ноги как влитые держались на ней, — воздушная волна, мощная и тяжёлая, вздохом невидимого призрака опрокинула меня на землю. Как если бы кто-то сильно качнул большую ванну, в которой вы плаваете. Я упал как скошенный. Одновременно раздался грохот. Мои глаза — глаза сжавшейся до размера песчинки человеческой твари, вмятой в землю, — всего лишь одним вздохом Творца впитывали в себя безумно-феерическую картину всего происходящего: срывающиеся с деревенских домов кровли; растерянно разметавшие свои ветви и гибнущие десятками деревья; обломки, ошмётки неизвестно чего, как взвесь парящие в пространстве, уплотнившемся настолько, что, кажется, нет в нём уже места ничему, кроме дьявольской оргии стихий и смерти. Хорошо, что мы не в лесу, а то сейчас бы уже дало бревном по голове…
Вскочив на ноги и сильно согнувшись, я прорываюсь сквозь муть в сторону, где должен быть сарай. Его нет. Вторая волна бросает меня на несколько метров, на груду обломков досок и шифера. Какой-то странный гул вокруг, как будто чуждое вещество пытается проникнуть в тело. Света уже нет, нет ничего, кроме жалкого, бессильного желания сохраниться, избегнуть… Я втискиваюсь в какую-то щель между досками и вижу впереди на уровне земли полоску света, которая становится всё уже, уже, уже…
— Сто-о-о-ой!!! — Мой голос — это не звук, это открывание рта и первородное, инстинктивное желание избежать той неимоверной силы, которая, как мне кажется, вот-вот накроет сзади удушливой и неизбежной волной. Гул вещества становится всё ниже и заполняет меня изнутри. Я задыхаюсь.
— Сто-о-ой!!! — Я не слышу своего голоса, но мне кажется, что полоска колеблется.
— Сюда! Быстрее! Ты нас всех угробишь, чёрт тебя побери!
Я протискиваюсь вперёд, режу руки об осколки шифера и чувствую, как с очередным вздохом земли на спину наваливается тяжесть. Красные круги ужаса застилают глаза, тело трясёт, как в лихорадке. Вдруг полоска света резко расширяется. Я чувствую рывок за ворот куртки — и падаю. Вспоминаю о бутылке водки в кармане и теряю сознание. Это конец, конец…
«Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки…»