От мужского лица (Соломатина) - страница 71
Сначала как тихий шелест, вкрадывающийся в громоподобный рокот геологических коллизий. Потом как ядовитое шипение миллионов змей в яме для казни. А потом на маленького мышонка в его норке наступил слон.
Как вагонетка американских горок проваливается на крутом спуске и душа подлетает к макушке, так и мы в своём убежище ощутили, как со вздохом километровых мехов провалилась земля и масса Мирового океана на мгновение повисла над нашими головами. «Остановите Землю, я сойду!» Накаркали… Вжавшиеся в металлический пол капсулы, мы — замершие, раздавленные, беспомощные зверьки. Лишь сузившиеся от ужаса глаза приклеились к шкале давления, где стрелка, описав полный круг, медленно откатывается назад. Слон уходит. Мы не видим его, но знаем, чувствуем макушками, кончиками пальцев, всем осатаневшим от ужаса существом. Дети спят.
— Уже сорок. Тридцать пять… Тридцать метров… Ну, давай же. Давай ещё! Двадцать пять… — стрелка качнулась. — Тридцать. Нет! Тридцать пять. Сорок… Да что там происходит?! — Игорь, схватившись руками за консоль, впился взглядом в шкалу.
В этот момент почему-то вспомнился один день, даже скорее миг, запечатлевшийся негативом на сетчатке моих глаз; ощущение, застрявшее в какой-то из клеточек тела:
«Солнце — как ярко-оранжевые брызги апельсина. И грозовая тьма, заполнившая полнеба. Шипение близких молний и рокот потоков воды, заливающих всё вокруг. И страх. Страх мелкой твари, застигнутой врасплох посреди поля плотоядным тиранозавром. Стихии не знают гнева, их ярость не направлена никуда. Молнии убивают людей, и оранжевое солнце свидетельствует
пусть будет пожар
мятущийся огненный вихрь
который спасёт нас от тьмы
но ведаем ли мы
что останется на пепелище
после этой войны
Чёрные шары, Чёрные шары».
Стихии не знают гнева.
О чём думает шестилетний мальчишка, едущий на самокате, когда приходит Конец Времён? Он думает о том, что если бы асфальт был более гладким, его самокат летел бы вперёд быстрее.
Когда Конец Времён пронизывает нимб Земли, о чём думает птица, клюющая свой корм? Она клюёт свой корм.
Как гибнет животное? Оно гибнет без страха, в чистоте отчаяния.
Как гибнет человек? Он гибнет в грязи паники, скрежеща зубами от бессилия и страдая.
Что бы ни происходило сейчас там, наверху, но я больше не хотел быть ни животным, ни человеком. Вселенная не умеет плакать.
— Пора! — Игорь замешкался на мгновение. Там, за его спиной, в сгустках теней от кресел и мерцании красных лампочек, было дорогое. «Как же славно жить вне времени!» — наверное, думал он в этот момент. Я почти уверен, что он думал именно так. — Пора.