Вместо этого Баламут куклой повис на его руках, склонив голову на плечо.
Есть такая сказочка – про смоляную куклу.
Смешная.
Коснулся один раз и влип...
Серебряный до боли сжал зубы. Томительно заныло в груди от сладости прикосновения; сила истаивала в суставах. Ледяной дождь, хлестнув по обнаженному торсу, помог отогнать наваждение, и Арджуна, растерянный, сделал несколько шагов, не зная, что делать дальше и как все это понимать.
— Туда, за ручей, – сказал Кришна ему в шею. – Там ашрам...
Дождь сотней барабанщиков стучал по доскам, оставленным ему на потеху, заливал кувшины и подносы; молнии в небе высверкивали по две и три разом, свиваясь, как брачующиеся кобры.
К ашраму они добрались мокрые до нитки. Переступая через порог, Арджуна едва не поскользнулся на антилопьих шкурах, плотно застилавших пол. Только под крышей Баламут вывернулся из его рук: быстро шагнув к очагу, он опустился на колени и стал шарить в темноте, ежась от холода.
— Ну вот, – сквозь зубы бросил Кришна, оставив поиски. – Дров нет.
Арджуна вышел за дверь, в дождь, и вернулся с охапкой сырых поленьев. Отодвинув аватара, кинул их в очаг и призвал Живую Искру.
Влажное дерево полыхнуло мгновенно, как горючий корень ушира, не дав чада. Да, Агни Дымнознаменный предпочитает, чтобы его вызывали трением дощечек-шами и любит сухую пищу; но единожды – и для Кришны... Огонь заплясал веселым цветком, и по стенам ашрама метнулись разбуженными птицами темно-алые тени. Дождь словно прянул от стен, ушел во тьму, оставив двух мужчин, двух не-людей наедине с огнем и друг с другом.
— Неплохо, – равнодушно сказал флейтист. – Папа мантре научил?
— Агни, – ответил лучник, глядя в пламя. – Благо тебе, родич! Я не смею более пользоваться твоим гостеприимством. Дозволь поблагодарить и удалиться.
— Гордый, – усмехнулся Кришна, подняв глаза. – Не дозволю. Куда ты пойдешь, горделивец? В дождь? Руку вытянешь – и той не видно. Пережди до утра... Арджуна, я прошу, – добавил он мягче, видя, что Серебряный тверд в своем намерении. – Или я сочту себя дурным хозяином, не ведающим Дхармы, и меня загрызет совесть... Прости меня, я сорвался...
От двери тянуло дыханием ливня, ночной колотун прокрадывался в ашрам тайным убийцей-сатри. Маленький костер, как ни старался, не мог отогнать его; так что вскоре хозяин и гость, спасаясь от холода, прижались друг к другу, завернувшись в шкуры. Мало-помалу они опять разговорились, только теперь Серебряный рассказывал истории из жизни гандхарвов, а Кришна смеялся, стуча зубами от холода. От его мокрых кудрей тонко и дурманно пахло лотосами небес, и Арджуна мысленно проклинал взбалмошную апсару: ему стоило немалого труда одолевать влечение плоти.