Он проследовал за Паулой по одному из коридоров в небольшую гостиную, где на диване сидел старик с куском поджаренного хлеба в руке. Он посмотрел на них, когда они вошли, потом глянул на хлеб и поспешно сунул его в рот. Из кресла в другом конце комнаты поднялась дама. Тотчас стало ясно, что это мать Паулы, ибо сходство было полное.
— Мамочка, это Джон Стрикленд, — сказала Паула. Леди Джеррард поздоровалась с ним за руку, одарив подобием улыбки, но глядя куда-то поверх, словно перед ней было пустое место, а затем бросила через плечо Джона взгляд на старика, сидевшего на диване. Джон обернулся и успел заметить, как последний кусочек поджаренного хлеба исчез в морщинистом, тонкогубом рту. Старик тоже поднялся и поздоровался с приятелем дочери — при этом в глазах его даже появилось любопытство. Леди Джеррард предложила Джону выпить чаю и, когда он согласился, была явно смущена. Она позвонила и, подождав, произнесла с легким американским акцентом:
— Она теперь наверху убирает комнаты.
— Я принесу чашки, — вызвалась Паула.
— Нет-нет, — сказала леди Джеррард. — Тебе не надо ходить сейчас на кухню.
— Но почему?
— Миссис Гривз спит…
— Ну, это уж совсем нелепо, — вспылила Паула и с мрачным лицом решительно вышла из комнаты.
— А вы… м-м… держите прислугу? — спросил Джона сэр Кристофер, вытирая пальцы о вельветовые штаны.
— Нет, — ответил Джон.
Сэр Кристофер оказался старше, чем предполагал Джон.
— И правильно делаете, от прислуги больше забот, чем пользы, ей-богу. Но в таком доме без нее не обойтись.
В комнате было холодно. Она, видимо, отапливалась электрокамином с одной-единственной спиралью. Света тоже было маловато, а стены были увешаны такими же громоздкими, потемневшими викторианскими полотнами, как и в холле.
— Вы любите искусство? — спросил сэр Кристофер.
— Очень, — сказал Джон. — Паула показала мне восхитительного маленького Ренуара, которого вы подарили ей на рождество.
— Славная штучка, верно? В свое время у нас было несколько импрессионистов — Ренуар, Мане, Сезанн. Все продал в шестьдесят шестом. Решил тогда, что цены достигли высшей отметки. И конечно, просчитался, но раз уж платишь оценщикам за совет, так остается принять его, верно? Они и уговорили меня взяться за викторианцев. Года два или три я покупал почти все, что появлялось на рынке, но с тех пор они не слишком поднялись в цене. Всего одна или две картины подскочили в цене — вот этот Тиссо, например. Есть у меня Лейтон и Альберт Мур — эти держатся прочно, а в целом я остался при своем.
— Все-таки все вместе складывается в приличную… коллекцию, — сказал Джон.