Но, Джейн, нет сомнений, что жизнь, которую она прожила, отношение, которое она выносила (и все еще выносит), и чувства, что она испытала, совсем не похожи на детские. Не многие люди смогли бы прожить такую одинокую жизнь и перенести такие страдания. Более того, я вижу, что она влюблена. Иногда, подходя к клетке, я слышу ее. В темноте я слышу, как она шепчет его имя, повторяет его вновь и вновь. «Аласдер», — произносит она на выдохе.
То, что она чувствовала (или до сих пор чувствует) к нему, за границами моего понимания. Он женатый мужчина, и я надеюсь, что он держался твердо и уважал Божьи заповеди и свои обеты (хотя кто может знать, что уважают в землях Хайленда?) Но я скажу тебе вот что, Джейн: несмотря на ее запах и странности, я полагаю, она может внушать мужчине сильные чувства. Я сам чувствую что-то к ней, что-то отеческое. Я узнаю эти чувства: когда смотрю на ее кровоточащие запястья, натертые кандалами, я вспоминаю ободранные колени, разбитые носы и оцарапанные руки наших малюток, когда они учились ходить или бегали слишком быстро. Мне каждый раз хочется опуститься на колени рядом с ней, так же как с ними. Я хочу по-отцовски успокоить ее. Но, возможно, в этом Аласдере она возбудила что-то большее? Сложно сказать. Она не похожа ни на кого из тех людей, которых я встречал.
Я написал этому Далримплу, владетелю Стайра. Воззвал к его совести. Я написал: «Слишком много крови уже пролито».
Так что теперь жду. Осталось всего пять дней, чтобы мое письмо дошло к нему в Эдинбург и он ответил. Но ведь и более великие чудеса свершались в этом мире — такие, как мы с тобой. Ты и я. Разве наш брак не прекрасное событие? Не благословение?
Как же я хочу, чтобы ты была здесь! Снег становится мягче, птицы поют громче.
Чарльз