— А твой король кто?
Комната шевельнулась. Его жена резко заговорила на гэльском, и я подумала, что, должно быть, она тоже ненавидит разговоры о королях. Наверное, все женщины терпеть не могут это занятие, потому что знают, к чему оно приводит, — из-за этого покидают их мужчины. Короли делают их вдовами.
— У меня нет короля, — сказала я.
— Никакого? У всех есть король. Вильгельм, что сидит на троне. Ты не считаешь его своим королем?
Я посмотрела на иглу, подумала немного и сказала:
— Ни тот ни другой не нужен мне. Ни один из них не верит в то, во что верю я. Ни один из них не захотел бы, чтобы я жила на этом свете.
— Короли нужны, — промолвил он осторожно.
— Только не мне.
— Они нужны, как нужен Бог. Кто твой бог? — спросил он.
— У меня нет бога в том смысле, какой большинство людей вкладывает в это слово.
Предводитель поднял веко на втором глазу. Уставился на меня. Его взгляд был жестоким, в нем шипел огонь, а я думала удивленно, как такое вообще может происходить: я в Хайленде зашиваю главу клана при свете восковых свечей. Он выдохнул:
— Нет бога?
Иэн за моей спиной сказал:
— Она одна, сэр. Не живет с остальными.
— С какими остальными? — спросила я.
Но предводитель переспросил громче:
— Нет бога? Совсем?
Он поморщился от боли:
— Прошлым летом мы поскакали в Килликрэнки — я сам, мои сыновья, арендаторы и двоюродные братья. Мы боролись за короля Якова, против красных мундиров с их мушкетами, и победили. Мы победили! Мы боролись за него и убивали ради него — ради его веры, нашей веры. Мы потеряли Бонни Данди на том поле — да спасет Господь его душу! — но он умер за своего короля и за Господа, и нам радостно, что так случилось.
Я почувствовала себя такой маленькой под его тяжелым синим взглядом.
— Ради чего ты живешь? За что отдала бы свою жизнь?
Я молчала.
— За эти твои увядшие травы?
У меня не было слов. Я не могла думать о словах, так что сказала очень тихо:
— Вы не знаете меня, сэр.
— Да, не знаю! Я не знаю тебя! Однако ты живешь на нашей земле! Нашей! В доме из мха и навоза, с перьями у двери! Ты моешься в наших ручьях и воруешь яйца у наших кур, а теперь говоришь, что у тебя нет бога?
Глаза защипало. У меня вообще не осталось слов. Я всегда не выносила, когда на меня кричат.
Словно поняв это, Маклейн откинулся назад. Протянул руку за очередной порцией виски. Он оставался совсем неподвижен, пока я шила, но через некоторое время ухмыльнулся кривой улыбкой понимающего человека.
— Ведьма? — сказал он. — Ха! Ведьмы и скотты… И тем и другим крепко досталось, так ведь?
Это все, что он сказал мне.