*****
Они говорят, что меня заточили сюда, потому что я грешна. Нет, меня заточили сюда, потому что все вокруг — безумцы. Они, должно быть, послушались наветов рыжего, ненавистного мне воспитателя моего сына, который уже давно мечтает, о том, чтобы досадить мне. Этот черный человек просто корчился от моего сияния. Да, конечно, сына воспитывать у него получалось неплохо, но никто не давал ему права лезть в мои дела и чернить меня, приписывая несуществующие преступления. Это он, я знаю, подговорил священников, это он написал новому королю, это он сбил с толку Турзо…
Как мог Турзо поверить? Соратник моего Ференца, который прошел с ним огонь и воду? Разве не Турзо спас однажды его, вернул мне моего любимого мужа, когда я уже ни на что не надеялась? После смерти Ференца Турзо первым предложил мне руку и сердце. Но я не так глупа, чтобы связывать себя очередными узами брака. Я разделила с ним постель, но не величие моего рода и не мои богатства. Ему было и этого довольно, но, может быть, ему нужно было что-то еще? Может быть вся его приветливость — это лишь желание завладеть моими землями? И если это так — я не удивляюсь тому, что Турзо поверил этому рыжему пройдохе.
Они обвинили меня в преступлениях, во всех смертных грехах. Хорошо, обвиняйте, но не смейте ко мне прикасаться, не смейте забирать моих слуг. Мою милую Илону, моего смешного горбуна Яноша, мою верную Дорко! Они забрали и Катерину, и лишь ее оставили в живых. Других обвинили в делах, противных Церкви. За то, что сделали их руки, им, по одному, раскаленными клещами, вырвали пальцы. Эти палачи знают, как рвать пальцы, чтобы жертва не истекла до срока кровью, чтобы кровоточащие раны на теле, которые могут принести быстрое избавление от страданий, сразу же превратились в безобразные ожоги.
А после они сожгли их, еще под живыми разложив костры. Они поливали их водой, чтобы продлить страдания, а моему забавнику отрубили голову. Они посчитали, что он достоин легкой смерти. Он не был так близок мне, чтобы обрекать его на долгие мучения — так они решили. Что же тогда они думают обо мне? Какой смерти они хотят для меня?
Их бы самих на костер! Не успели они ворваться в мой мирный дом, забрать моих верных людей, и уже готова плаха, уже готовы обвинения. Как можно за несколько дней набрать столько несуществующих доказательств, чтобы обречь на мучения моих лучших слуг? И я не понимаю, что я должна была совершить для того, чтобы судьи получили право заточить меня в моем же собственном доме. Нет таких дел, нет такой вины, в которой я могла бы быть повинной. Они не понимают, с кем имеют дело.