И крошечная фигурка заколебалась. Первым чувством, остановившим её, был страх — уж больно натурально получились у Джейаны кошмары, могущие ожидать Лиззи впереди, решись-таки она покинуть своё тело окончательно.
Джейана солгала.
“А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня…”— вспомнились слова из Заповедей
Великого Духа, оставленные Иссой, Учителем Учителей.
Но так нужно для клана! Нужно, чтобы Ворожея жила! Великий Дух, несомненно, поймёт и простит её, Джейану, нарушившую Его установления, но ведь исключительно с добрыми намерениями!
Нет, прочь колебания, прочь, прочь, прочь! Джейана никогда не отступала. Не отступит и на сей раз. Она не спасует перед Смертушкой!
Остановленная драконами, зовимая птицами душа Лиззи медленно-медленно побрела обратно.
С губ Джейаны сорвался хриплый возглас — не то торжества, не то боли.
Однако обратно в измученное лихорадкой тело душа Лиззи так и не вернулась. Замерла на полдороге, словно в колебаниях. И, быть может, Джейане с Фатимой ещё бы и удалось добиться успеха — если б не боль. Терпеть под конец стало совершенно немыслимо; Фати просто лишилась чувств, Джейана была близка к тому же.
И всё-таки главного они добились. Душа Лиззи уже не рвалась прочь. Теплилась надежда, что, одолев болезнь тела, можно будет вернуть и душу.
В первые же мгновения боя Твердислав чётко и хладнокровно осознал, что надежды н-а спасение нет. Ведунья собрала самую гибельную, самую смертоносную нечисть. Всё оказалось хуже, намного хуже, чем мнилось вожаку клана в тот момент, когда он только вглядывался в чёрный след там, на Косом Увале.
Саламандры тут были, и кособрюхи-оборотни, и душители, крылатые ящеры, что запросто могут утащить ребенка, а взрослому — выбить глаз стращным клювом или располосовать лицо когтями, и плевки-прыгунки, чья ядовитая слюна запросто прожигает деревянный, обитый железными полосами щит, и летающие — притом без крыльев — толстые круглые твари, шары-шарами, только посредине, как щель, — здоровенная пасть с тремя рядами зубов. Вынырнули и какие-то совсем невиданные Чфестии, с какими ни разу не встречался даже сам Твердислав.
Пошли, называется, за Ведуньей. Саламандры, здоровенные, мерзкого вида лягушки, вторично распахнули уродливые рты, окаймлённые чёрными, как будто бы обугленными, губами. Первая их попытка пропала даром — твари поторопились, выдохнули пламя далековато от изготовившихся к бою Твердислава и его спутников; теперь они готовились ударить вторично. Никогда ещё этих бестий не собиралось больше двух — а тут, гляди-ка, аж целых семь.