Всё, что говорили о коварстве Ведунов, загнанное очень-очень глубоко упоительными ласками Ольтеи, вновь пробудилось к жизни. Его заманили. Он струсил, он отдал себя во власть этих кошмарных тварей, он смалодушничал, он не смог как следует умереть — и теперь за это расплачивается.
“Третья молния!”— мелькнуло в голове.
Да. Третья, последняя молния. Гибельная для него, Буяна. Едва ли он сможет захватить с собой эту проклятую тварь, но уж заманившую его сюда гадюку он прикончит наверняка!
Парень медленно повернулся к Ольтее. Глаза Буяна были закрыты — он не нуждался в зрении, творя заклятие.
Она поняла всё сразу, с поразительной быстротой прочитав собственную смерть в сжавшихся губах и нахмуренном лбу юноши.
— Стой! Да стой же!
— Остановись, Буян! — произнёс низкий и чуть хрипловатый мужской голос у него за спиной. В этом голосе чувствовалась нескрытая, рвущаяся на волю сила, и парень против собственной воли повернулся.
Тварь в плаще шла к нему. Одеяние распахнулось, теперь Буян мог видеть её всю — да, то была та самая тварь, с которой они схватились тем проклятым днем. Буяну казалось, он узнаёт даже остав-
ленные его молниями шрамы и ожоги, едва-едва начавшие заживать. Страшная пасть двигалась совершенно не в соответствии со словами, что звучали в ушах парня.
— Привет тебе, о доблестный Буян!
Юноша мучительно покраснел, до хруста сжимая зубы. Доблестный! Позорно сбежавший, вместо того чтобы встретить смерть лицом к лицу!
Он только и смог, что сжать кулаки и опустить голову. Воцарилось молчание.
— Ну? Что с тобой? — тревожно прошептала Ольтея. — Отвечай же! Это Дромок, Творитель и Испытатель. Он решит твою судьбу.
Усилием воли Буян заставил себя взглянуть в горящие алым очи чудовища.
— Привет, — с трудом выдавил он.
— Это хорошо, — на уродливой морде появилась кривая гримаса, очевидно, обозначавшая любезную улыбку. — Впервые люди и Ведуны сказали друг другу “привет”. Символично, не находишь?
— Ты убил моих братьев, — внезапно сказал Буян. Сказал без всякого выражения, он не мог молчать, не мог сражаться, но клокотавшая внутри ненависть настойчиво требовала выхода. Будь что будет. Будь что будет, — твердил он себе точно заведённый.
— Убил твоих братьев? — иссечённые мелкими морщинами, лишённые волос серые надбровные дуги на морде Дромока поползли вверх, как бы выражая изумление. — Твоих братьев. Но постой, у меня есть сведения, что…
— Ставич и Стойко были моими братьями, пусть даже и не кровными, — невесть откуда пришла смелость. Буян не опускал глаз, глядя прямо в лицо кошмарному созданию.