- Вот неприятность, - пробормотала леди Монт. - Спроси Адриана.
- Лучше Хилери, - сказал сэр Лоренс.
- Вторую задачу, папа, по-моему, может решить только Динни, - заметил Майкл. - Ее надо предупредить, что пошли разговоры, и тогда либо она, либо Уилфрид скажут ее родным.
- Вот если бы он от нее отказался! Не может ведь он жениться теперь, когда пошли эти толки!
- Что-то мне не верится, чтобы Динни его бросила, - пробормотала леди Монт. - Слишком уж долго она его подбирала. Весна любви!
- По словам Уилфрида, он понимает, что должен от нее отказаться. Ах, будь оно все проклято!
- Вернемся тогда к нашей первой задаче, Майкл.
Я могу, конечно, попробовать, но сильно сомневаюсь, выйдет ли у меня что-нибудь, особенно если появится его поэма. А что он в ней пишет-пытается оправдаться?
- Скорее объяснить.
- Столько же желчи и бунтарства, как и в его ранних стихах?
Майкл кивнул.
- Джек и Юл могут смолчать из жалости, но горе Дезерту, если он будет вести себя вызывающе, - я ведь знаю Маскема. Его коробит, когда молодежь кичится своим скепсисом.
- Трудно сказать, чем все это кончится, но, по-моему, нужно изо всех сил играть на оттяжку.
- Мечты, мечты... - пробормотала леди Монт. - Спокойной ночи, мальчик, я пойду к себе. Не забудь про собаку, ее еще не выводили.
- Ну что ж, постараюсь сделать все, что возможно, - сказал сэр Лоренс.
Майкл подставил матери щеку для поцелуя, пожал руку отцу и вышел.
На сердце у него было тяжело, ибо беда грозила людям, которых он любил, а уберечь их обоих от страданий, очевидно, нельзя. Его неотступно преследовала мысль: "А что бы сделал я на месте Уилфрида?" И, шагая домой, он решил, что никто не знает заранее, как поступит на месте другого. Была ветреная весенняя ночь, не лишенная своей прелести; Майкл наконец добрался до Саут-сквер и вошел в дом.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Уилфрид сидел у себя за столом; перед ним лежали два письма: одно он только что написал Динни, а другое получил от нее. Он рассеянно разглядывал фотографии, стараясь собраться с мыслями, а так как он тщетно занимался этим со вчерашнего вечера, с тех пор как от него ушел Майкл, мысли его все больше путались. Зачем ему понадобилось именно сейчас влюбиться по-настоящему и понять, что наконец-то он нашел ту, единственную, с кем может связать свою судьбу? Он никогда раньше и не помышлял о женитьбе, не предполагал, что способен испытывать к женщине что-нибудь, кроме мимолетного влечения, которое так легко утолить. Даже в разгар увлечения Флер он знал, что это ненадолго, и вообще его отношение к женщинам было таким же скептическим, как и к религии, патриотизму и прочим добродетелям, которые обычно приписывают англичанам. Ему казалось, что он надежно защищен броней скептицизма, но у него нашлось уязвимое место. Он горько смеялся над собой, понимая, что томительное одиночество, которое он чувствовал с тех пор, как случилась эта история в Дарфуре, безотчетно вызвало у него тягу к людям, которой так же безотчетно воспользовалась Динни. Их сблизило то, что должно было оттолкнуть друг от друга.