У него от ярости раздулись ноздри. А я подумал удовлетворенно: получай, дружок. Разве ты забыл, как недавно я стал жокеем? Ты хотел видеть меня мертвым! Так бесись теперь…
И все же он достаточно владел собой, чтобы соображать: если он сильнее нажмет мне на плечи, я смогу догадаться, что это не случайно.
Возможно, если бы он меньше владел собой в эту минуту, я был бы снисходительнее к нему позже. Если бы ярость прорвалась-таки сквозь его профессиональную любезность, и он открыто вонзил ногти мне в спину, я, возможно, поверил бы, что он попросту сумасшедший. Но он слишком хорошо управлял собой, точно зная, когда нужно остановиться.
Так что в конце концов я пренебрег предупреждением Клаудиуса Меллита насчет мягких перчаток.
Заканчивая свою передачу, Кемп-Лор в последний раз встряхнул меня, что выглядело весьма естественно, и уронил руку с моих плеч. Мысленно я повторил десяток самых непристойных ругательств, какие только знал. После чего ипподром прекратил свои попытки кружиться и остановился: кирпич и известка, люди и трава — все вновь обрело четкие очертания.
Оператор на вышке поднял большой палец, и красный глазок камеры погас.
Кемп-Лор обернулся ко мне:
— Ну вот и все. Нас выключили.
— Спасибо, Морис. — Я старательно изобразил теплую улыбку. — Это как раз то, что мне было нужно: победить в большой скачке и получить телеинтервью с вами, чтобы закрепить победу. Вы сделали для меня все, что могли! — Я тоже спешил посыпать соли на его рану.
Он одарил меня взглядом, в котором победила выработанная привычка очаровывать. Потом резко повернулся и зашагал прочь, таща за собой черный микрофонный шнур.
Трудно сказать, кто из нас пострадал больше.
Половину следующего дня я провел в постели Джоан. К несчастью, в одиночестве.
Она угостила меня на завтрак чашкой кофе, одарила ласковой улыбкой и приказала спать. И я лениво подремывал в пижаме, купленной ею. Лежа на ее собственной подушке, видел во сне ее. Ничем другим я не занимался, если не считать, что мыслями о Кемп-Лоре поднимал свое кровяное давление.
Накануне вечером мне еще пришлось отвезти на такси Тик-Тока и его сногсшибательную красотку к «Белому медведю» в Аксбридж, где, как я и представлял, на стоянке одиноко скучал брошенный «мини-купер». Я был рад увидеть маленький «мини» целым и невредимым. Замечания Тик-Тока насчет моего небрежного обращения с нашей общей собственностью быстро иссякли, когда он обнаружил часы, бумажник и другие вещи из моих карманов в отделении для перчаток. А мой пиджак, пальто и моток белой нейлоновой веревки на заднем сиденье.