— Ты мог бы поехать в Уайлдвуд сразу же после того, как я передала тебе сообщение того парня, но ты и пальцем не пошевелил.
— Никакого отношения к делам Джо я не имел. Он стал совать нос куда не следует, и гангстеры расправились с ним. Да что собой представлял в конце концов твой братец по сравнению с тобой и мной?
— Послушай-ка, ты, господин хороший! Он хоть и был нечистоплотен, но все равно во много раз лучше тебя. Да ты, слюнтяй, болтун и мерзавец, не стоишь его мизинца!
— А я-то думал, что ты любишь меня, — с новыми нотками в голосе заметил Эллистер. — Ты же всегда говорила, что любишь меня…
— Должно быть, я ополоумела, вот что. Разве можно любить такого лицемера и убийцу, как ты? Ну ничего, теперь я уже не сумасшедшая.
— А может быть, ты только сегодня и помешалась? — мрачно спросил Эллистер. — Ты единственный человек, кто знает обо мне все.
— Керх и Гарланд тоже знают.
— Ни Керха, ни Гарланда больше нет в живых. Осталась только ты.
— Ты убил их? — В голосе женщины презрение сменилось страхом. — Не верю…
— Верь или не верь — дело твое. Ты подвела меня. Все меня подвели.
Я попробовал открыть дверь, но она была заперта. Ручка стукнула после того, как я прикоснулся к ней.
— Что это? — спросил Эллистер.
Я отступил на несколько шагов, разбежался и выбил дверь плечом. Миссис Зонтаг и Эллистер стояли посередине комнаты, словно дети, захваченные взрослыми во время какой-то запретной игры. Эллистер повернулся ко мне и полез в карман, пытаясь вытащить пистолет, но женщина подскочила к нему и выхватила у него оружие.
— Это вы, Вэзер, — растерянно заметил Эллистер.
Я подошел к нему и из внутреннего кармана пиджака достал конверт. Он замигал и поежился, словно я щекотал его. Миссис Зонтаг стояла тут же с тяжелым пистолетом в руке и тупо смотрела на него.
Я вскрыл конверт с надписью «Эллистер». Он хотел, правда, как-то нерешительно, выхватить его у меня, но я оттолкнул его. Эллистер упал на кушетку и остался лежать, закрыв лицо руками.
Конверт был толстым, и почти все письма в нем адресованы Фрэнси Зонтаг в одну из гостиниц Чикаго. Письмо от 24 марта 1944 года: «Моя дорогая! Я получил твое ласковое письмо…»; письмо от 25 марта 1944 года: «Моя любовь! Я долго не мог уснуть…»; письмо от 26 марта: «Моя любимая! Ровно год назад мы…»; письмо от 27 марта: «Моя ненаглядная!..»; письмо от 29 марта: «Моя единственная!..».
Последнее письмо было напечатано на очень плотной бумаге в двух экземплярах и адресовано «Судье Эрнесту Саймону». В нем говорилось:
«Я не могу больше жить, мучимый совершенным преступлением, отдавая себе отчет в огромном зле, причиненном мною. Я пишу это в спешке, но совершенно искренне, ибо хочу искупить свою вину перед обществом, наиболее священный закон которого я нарушил. Я прошу не милосердия, а только справедливости.