Эксминстер медленно обвел всех взглядом. Я замер в ожидании. Вот он повернул голову и посмотрел в упор, не улыбаясь, как бы взвешивая. Затем отвел глаза, решил что-то и стремительно проскочил мимо меня.
Ну, а чего я, собственно, ждал? Всего лишь четыре недели я скакал для него. Три раза выиграл. Раз двенадцать приходил последним. Снял комнату в деревушке поблизости от его конюшен и каждое утро тренировался. Но я все еще был новичком, неизвестным, неудачливым жокеем из телепередачи. И я безутешно двинулся в раздевалку.
— Роб, — вдруг сказал он мне на ухо, — лорд Тирролд разрешил вам скакать на его лошади. Скажите гардеробщику Пипа — форма у него.
Я полуобернулся к ним. Двое высоченных мужчин смотрели на меня оценивающим взглядом, давая мне шанс, выпадающий раз в жизни. И они не вполне уверены, что я его достоин.
Я скакал лучше, чем когда-либо раньше, но ведь и Образец был лучшей из лошадей, на которых я садился. Он шел плавно и твердо, а от его стремительного прыжка через первое препятствие я аж рот разинул. Ко второму уже приготовился, на третьем заорал от восторга, а после четвертого понял, что достиг новых горизонтов в стипль-чезе.
Ни Эксминстер, ни лорд Тирролд не давали мне в паддоке никаких указаний. Они были слишком обеспокоены насчет Пипа: вид его сломанной ноги опечалил и озаботил их.
Эксминстер попросил только:
— Сделайте все, что сумеете, Роб.
А лорд Тирролд с небывалой для такого дипломата, как он, бестактностью, угрюмо заметил:
— Сегодня утром я поставил на Образца сотню.
Расположение участников скачки все время менялось, и я сосредоточился на том, чтобы удержать Образца на четвертом месте в группе из двенадцати всадников. Больше отставать было нельзя — иначе под конец лошади придется слишком напрягаться. Выдвигаться вперед тоже не следовало — тогда не видно, хорошо или плохо идут остальные. Образец передвинулся на третье место, прыгнув через предпоследнее препятствие, и шел еще без всякого напряжения. Перед последним барьером я вывел коня на край скаковой дорожки, чтобы у него был ясный обзор, и подбодрил его. Он тут же прибавил шагу и перед препятствием так рано взвился в воздух, что я испугался: не приземлится ли он прямо на барьер. Но я недооценил его силу. Он приземлился в нескольких ярдах по ту сторону и, не теряя скорости, понесся к финишу.
Одну из двух лошадей, шедших впереди, мы опередили в воздухе, прыгая через забор. Теперь перед нами оставался только каштановый жеребец. Только фаворит, избранный критиками, публикой, газетами. Ничего зазорного быть побежденным им.