Я сжал коленями бока Образца и два раза легонько ударил его хлыстом. А ему нужен был лишь этот сигнал, чтобы, собрав все силы, постараться выйти вперед. Он вытянул шею, выровнял шаг. Я почти стоял, обхватив коленями его загривок и, двигаясь в одном ритме с ним, держал в руке хлыст, чтобы не испугать коня. В пяти шагах от финиша он на голову обошел каштанового жеребца и пришел первым.
Я был так измотан, что едва смог отстегнуть седло. В загоне, где расседлывают победителей, царило оживление. Все улыбались мне, говорили какие-то комплименты. Но я настолько ослабел и устал, что даже не мог порадоваться своему успеху.
Ни одна скачка еще не выматывала меня так сильно. Но ни одна еще и не давала так много.
Лорд Тирролд и Эксминстер были, к моему удивлению, почти подавлены.
— Это удивительное животное! — с жаром воскликнул я.
— Да, — подтвердил лорд Тирролд, — это так. — И похлопал Образца по темной вспотевшей шее.
Эксминстер сказал:
— Не болтайтесь тут зря, Роб. Идите взвесьтесь. У вас нет времени, вы заняты в следующей скачке. И в той, что за ней. — Я уставился на него. — Ну, а чего вы ждали? Пип, видимо, на месяцы вышел из строя. Я пригласил вас быть вторым жокеем: вам придется заменять его, пока он не вернется.
Тик-Ток заметил:
— Некоторым удается вылезти из бочки с дерьмом, благоухая лавандой! — Он ждал, пока я переоденусь. — Шесть недель назад ему приходилось клянчить для себя скачки. Его пригласили на телевидение, как неудачника, а в субботу во всех газетах появились статьи про него. И вот перед нами обычная волынка — превращение начинающего в звезду первой величины. Три победы в один день! Вот это кураж!
Я улыбнулся ему:
— То, что взлетает, должно упасть. Тебе еще придется подбирать обломки. — И внезапно предложил: — Пошли, повидаем Пипа.
Нас подвезли до больницы в санитарной машине. Мы видели его всего несколько минут: на ноге — шина, одеяла натянуты до подбородка. Бойкая санитарка не велела тревожить больного — его уже подготовили к операции.
Мы только и успели сказать ему: «Привет!». Пип был ужасно бледен, глаза затуманены, но он все же спросил слабым голосом:
— Кто выиграл главную скачку? Вы?
Я кивнул, почти извиняясь. Он едва заметно улыбнулся:
— Ну теперь вам придется много ездить.
— Я буду держать их тепленькими к вашему возвращению. Вы ведь скоро вернетесь.
— Проклятых три месяца. — Он закрыл глаза. — Три проклятых месяца!
Возвратилась сестра с каталкой, и нам предложили уйти. Мы подождали в холле и видели, как санитары провезли Пипа в лифт.
— Он месяца четыре проканителится, — сказал Тик-Ток. — И придет в норму к марту, к Челтенхэму. Как раз, чтобы снова заграбастать всех лошадей и не дать тебе участвовать в скачке Чемпионов и в борьбе за Золотой Кубок.