— Я и думать забыл о том падении.
— Тогда почему же, Роб, почему?
Но я мог только покачать головой.
Он встал, открыл буфет, в котором стояли бутылки, налил виски и подал мне стакан.
— Я все еще не могу поверить, что вы струсили. Как вы скакали на Образце на второй день Рождества! Всего месяц назад! Никто не может так перемениться за столь малый срок. Ведь прежде, чем я пригласил вас, вы скакали на самых плохих или опасных лошадях, от которых тренеры оберегали своих жокеев. Поэтому я вас и пригласил. А то, что вы служили в родео… Вы не тот человек, который может вдруг струсить неизвестно почему и, уж конечно, не в разгар такого потрясающе удачного сезона.
Я понял, как глубоко не хотелось мне, чтобы он потерял веру в меня. И улыбнулся:
— У меня такое чувство, будто я сражаюсь с туманом. Я сегодня испробовал все, чтобы заставить этих лошадей идти быстрее. Но они были какие-то полумертвые. Не понимаю… Какая-то ужасная нелепость. Или это я был таким?
— Боюсь, что так и есть, — угрюмо заявил он. — Можете себе представить, какие у меня неприятности с владельцами. И разуверить скептиков мне не удается. Паника, как на бирже. А вы — те самые акции, которые спешат сбросить с рук. Это как зараза.
— Могу ли я рассчитывать хоть на каких-нибудь лошадей?
Он вздохнул:
— Вы можете скакать на лошадях Брума — он отплыл в круиз по Средиземному морю. И пока эти слухи до него не дошли. Еще две моих, занятых на следующей неделе. Что касается остальных, поживем — увидим.
— А как будет с Образцом? — с трудом заставил я себя выговорить.
Он взглянул на меня спокойно:
— У меня еще нет сообщений от Джорджа Тирролда. Но надеюсь, он согласится, что нельзя просто вышвырнуть вас, после того, как вы выиграли для него столько скачек. Он не из тех, кто легко поддается панике, так что можно надеяться. И если не случится ничего хуже, — закончил он рассудительно, — думаю, вы можете рассчитывать скакать на Образце в Зимнем Кубке. Но если вы и тут придете последним… Это уж будет конец.
Я встал и выпил свое виски.
— Эту скачку я выиграю. Чего бы ни стоило, я выиграю ее.
На следующий день мы поехали с ним на ипподром и всю дорогу молчали. А на месте выяснилось, что из трех предстоявших мне скачек две — уже не мои. Меня просто выпихнули вон.
— Владельцы лошадей, — бесцеремонно объяснил тренер, — считают: у них нет шансов на победу, если, как предполагалось, скакать будете вы. Очень жаль и все такое, но они не хотят рисковать.
Я был на трибунах и видел, что одна из двух лошадей победила, другая пришла третьей. Я старался не обращать внимания на косые взгляды жокеев, тренеров и журналистов, стоявших неподалеку. Хотите посмотреть, как я реагирую, — ну, это ваше личное дело. Так же, как моим сугубо личным делом было желание скрыть от них, какой непереносимой горечью отозвались во мне эти результаты.